Погребённый великан - [17]

— Сегодня вечером здесь творится что-то странное, — прошептала на ходу Беатриса. — Обычно в такое время они сидят у себя перед домами или, может, собираются кружком, смеются и болтают. И за нами уже давно увязались бы дети, приставая с вопросами и решая, стоит им как-нибудь нас обозвать или напроситься в друзья. Везде такая страшная тишина, и мне от этого не по себе.

— Мы заблудились, принцесса, или всё ещё идём к тому месту, где нам дадут кров?

— Я думала сначала зайти к той женщине за снадобьями. Но раз тут такие дела, наверное, лучше сразу пойти в общинный дом, чтобы не нажить неприятностей.

— Мы далеко от дома знахарки?

— Если я правильно помню, то уже совсем близко.

— Тогда давай посмотрим, там ли она. Даже если в твоей боли нет ничего страшного, как мы уже поняли, всё равно нет смысла её терпеть, раз от неё можно избавиться.

— С этим можно подождать до утра, Аксель. Я и боли-то не замечаю, пока мы не начинаем о ней говорить.

— Пусть так, принцесса, но мы уже здесь, так почему бы не зайти к той мудрой женщине?

— Давай так и сделаем, если ты настаиваешь, Аксель. Хотя я с радостью оставила бы это на утро или даже до следующего раза, когда мне доведётся пройти через это место.

Продолжая разговор, супруги повернули за угол и оказались на деревенской площади. В центре пылал костёр, и вокруг него, в свете огня, собралась большая толпа. Тут были саксы всех возрастов, даже крошечные детишки на руках у родителей, и Акселю было подумалось, что они забрели на какой-то языческий обряд. Но, когда они остановились, чтобы рассмотреть открывшуюся им сцену, он увидел, что внимание толпы не обращено ни на что конкретное. Лица людей были мрачными, чуть ли не испуганными. Говорили все приглушёнными голосами, и в воздухе стоял беспокойный ропот. Акселя с Беатрисой облаяла собака, которую тут же отогнали тёмные фигуры. Те немногие из толпы, кто заметил пришлых, безучастно смотрели в их сторону и тут же теряли к ним интерес.

— Кто знает, что за беда у них стряслась, Аксель. Я бы ушла отсюда подальше, но дом знахарки где-то близко. Давай посмотрим, получится ли у меня его отыскать.

Направившись к ряду хижин справа, супруги увидели, что в тени скрывалось ещё больше народу, молча наблюдавшего за толпой у костра. Беатриса остановилась и заговорила с какой-то женщиной, стоявшей перед дверью своего дома, и Аксель через какое-то время понял, что это и есть та самая знахарка. В темноте ему не удалось толком её рассмотреть, но он заметил, что женщина эта высокая, с прямой осанкой, вероятно, средних лет, с наброшенной на плечи шалью, в которую она зябко куталась. Женщина с Беатрисой продолжали тихо беседовать, поглядывая то на толпу, то на Акселя. Наконец знахарка знаком пригласила их войти в хижину, но Беатриса, подойдя к мужу, тихо сказала:

— Позволь мне поговорить с ней наедине, Аксель. Помоги снять поклажу и подожди здесь.

— Нельзя ли мне пойти с тобой, принцесса, хотя я и вряд ли пойму саксонский язык?

— Это женские дела, муж. Позволь мне поговорить с ней наедине, она обещает тщательно осмотреть моё старое тело.

— Прости, принцесса, я не подумал. Давай твою котомку, я подожду здесь, если тебе так хочется.

Когда обе женщины ушли в дом, Аксель почувствовал ужасную усталость, особенно в плечах и ногах. Сняв собственную поклажу, он прислонился спиной к стене из дёрна и принялся глядеть на толпу. Вокруг нарастало беспокойство: одни люди выходили из окружавшей его тьмы и вливались в толпу, а другие, напротив, спешили прочь от огня и тут же возвращались. Пламя выхватывало из мрака отдельные лица, оставляя другие в тени, но постепенно Аксель пришёл к заключению, что все эти люди ждут, и довольно нетерпеливо, когда кто-то или что-то появится из бревенчатой постройки слева от костра. Должно быть, внутри здания, судя по всему, служившего саксам местом для собраний, горел собственный костёр, потому что за окнами попеременно то вспыхивал свет, то воцарялась тьма.

Аксель уже почти задремал, прислонившись спиной к стене, из-за которой доносились приглушённые голоса Беатрисы и знахарки, когда толпа вдруг всколыхнулась, дружно охнув. Из бревенчатой постройки вышли несколько мужчин и направились к костру. Толпа расступилась перед ними и затихла, словно в ожидании объявления, но объявления не последовало, и постепенно люди сгрудились вокруг вновь прибывших, и снова поднялся гул голосов. Аксель заметил, что почти всё внимание толпы досталось тому, кто вышел из здания последним. На вид ему было не больше тридцати, но в нём чувствовалась прирождённая властность. Хотя одет он был скромно, как простой крестьянин, ни на кого из деревни он похож не был. И дело было не только в том, как он закинул край плаща через плечо, открывая взглядам ремень с притороченной к нему рукоятью меча. И не в том, что его волосы были длиннее, чем у кого бы то ни было из местных жителей, — они свисали почти до плеч, и он подвязал несколько прядей тонким ремешком, чтобы те не падали ему на глаза. Собственно, Акселю даже пришло в голову, что этот человек подвязал волосы, чтобы они не падали ему на глаза