Пограничными тропами - [17]

— Будет исполнено, господин полковник!

— С богом, Кивлев!

И теперь Кивлев спешил на место, чтобы поднять людей, сосредоточить их в нужных местах и вооружить.

Границу он перешел благополучно по тропе, контролируемой Мергебаем, главарем одной из националистических банд. Тот всегда в таких случаях давал хорошего проводника. Они пересекли рубеж в районе озера Казан-Куль и двинулись проселочными дорогами с гор в долину. В одном из хуторов Кивлев отпустил проводника, а сам заехал во двор богатого двора под железной крышей, где его ждали надежные люди. Им он пересказал свой разговор с Толстоуховым. Но если за кордоном в разговоре с колчаковским полковником Кивлев вел себя как подчиненный и преданный человек, то здесь он был уже начальником. Казаки из самых зажиточных слушали и поддакивали ему с подобострастием. Здесь Кивлев был хозяином. Семиреченское кулачество, поддерживающее «программу» крестьянской «партии», на него делало сейчас свою ставку.

— Выжидать не будем, станичники! — говорил Кивлев. — Наше выступление послужит сигналом, прогремит набатом на все Семиречье, а может быть, и на всю матушку-Россию. Скачите по аулам, поднимайте людей.

Гонцы ускакали в Абакумовку, Покатиловку, Капал, Кзыл-Агач и другие села.

Пожелал Кивлев встретиться с баями и их дамиткерами, оставшимися на этой стороне. Их нужно было уговорить выступить одновременно.

— Что ж, аксакалы, рад, что сообща сокрушим большевиков. И получите вы всякие вольности, как и в предбывшие времена, будете владеть скотом, водой и землей, — говорил он, — а сам думал: победим, а там посмотрим. Конечно, баям придется разрешить иметь скот, как раньше. А казахскую голытьбу сами баи в бараний рог согнут. И пикнуть не дадут. А пикнут — есть казачья плеть у властей Семиречья.

Военного образования главарь банды не имел, по карте не ориентировался. Плана предстоящей операции не продумывал. У него была одна задача: сбить побольше ватагу головорезов и погулять с ней по Семиречью. «Сила солому ломит, — размышлял он. — Навалимся скопом — и все наше! Тем более, что от Верного до Джаркента и вооруженных частей нет. Пока они подойдут из Верного да от границы, все Семиречье запылает в огне кулацкого и байского восстания».

На следующий день к Кивлеву стали съезжаться гонцы. Вести были отрадные. Станичники выступают. Красных войск нигде не видно. В кооперативы завезено много товаров, засыпаны десятки тысяч пудов пшеницы. За зерно в Синьцзяне можно взять хорошую цену у китайских купцов. Хоть деньгами, хоть спиртом, хоть опиумом. «Тогда на Кзыл-Агач сначала и ударим! — решил Кивлев. — Заберем пшеницу и товары и двинем с севера на Талды-Курган».

В распоряжении Кивлева было уже больше тысячи людей из станичников и местных жителей — казахов. Станичники были вооружены отменно оружием, привезенным еще с фронтов империалистической войны, а вот казахи — значительно хуже. У редкого — охотничье ружье, а то и просто самодельная пика. Зато их много.

Ночью уже перед самым Кзыл-Агачем банда остановилась в горах. Разведчики вошли в село и вернулись в сопровождении кивлевского агента Кряжина, могучего чернобрового мужика, который несколько дней назад передал атаману весть о том, что в амбарах кооператива засыпано двадцать тысяч пудов семенного зерна.

— Как в Кзыл-Агаче? — спросил его Кивлев. — Не ждут?

— Не ждут, ваше благородие. Только красноармейцы перед вечером припожаловали. Ночуют в кооперативе.

— Сколько их?

— Четырнадцать.

— Вооружены?

— Винтовками. Пулемета не видел.

— Небось спят, как сурки. Вздернем их сонных на телеграфных столбах.

— Часовые выставлены у ворот. Службу несут исправно. Меня едва выпустили.

— Возвращайся в свою кооперацию, — приказал Кивлев. — И когда мы откроем стрельбу из-за реки, устрой там панику, а удастся — пристрели их командира. Без него эти голодранцы разбегутся как мышата. Торопись, Кряжин! Скоро выступаем.

Кивлев приказал спуститься с гор, окружить Кзыл-Агач со всех сторон и подтянуть основные силы к воротам кооператива.

— Надо хитростью проникнуть во двор и открыть ворота, — приказал он. — Сотни казаков достаточно, чтобы захватить кооперацию. Четырнадцать красноармейцев серьезного сопротивления не окажут.

IV

Павел Слесарев хотел было прилечь, но решил сначала проверить посты. Он подошел к воротам, спросил у часового:

— Все в порядке, товарищ Лощинский? Ничего особенного не наблюдаете?

— Вроде ничего, товарищ отделком. Только что пришел давешний мужик, Кряжин по фамилии. Говорит, своего товарища в селе искал, да не нашел. А ночевать, мол, негде. Да и лошадь его здесь где-то. Я его впустил.

— А теперь этот Кряжин где? — отделенному запомнились маленькие бегающие глазки из-под мохнатых бровей и окладистая черная борода. Еще днем обратил на него внимание отделенный. Кряжин пробовал заговорить с пограничниками, все что-то высматривал.

— Наверное, на своей подводе спит.

— Ну ладно, смотрите внимательно. Скоро Тимофеев сменит. Через полчаса я его подниму.

Слесарев вернулся в склад. Люди его спали. В помещении он снова заметил Кряжина и другого мужика, Горлова по фамилии.

— А вам, граждане, что здесь нужно? — строго спросил он. — Там, где разместилось воинское подразделение, посторонним находиться не положено.