Погоня за наживой - [45]

Тот поглядел на спрашивающего; видит — не военный, церемониться нечего.

— Известно, не дадут, да и взять-то неоткуда!

— Что же так?

— Не велено, — генерала ждут!

— Вот как! Что ж, долго ждать будут?

— Неизвестно. Вон там, у колодцев, давно уже ждут, четыре дня пятый; может, еще прождут неделю!

— Это долго!

— Ничего не поделаешь. Приказание такое есть, чтобы пока генерал не проедет...

— Я предупреждал вас, — обратился Бурченко к своему путевому товарищу. — Надо было по аулам ехать: долго, зато вернее. Ну, да это для кого другого, для нас дело поправимое... Кто же это ждет там у колодцев?

— Епутаты!

— Какие депутаты?

— От орды, со всякого кочевья старшины собраны... велено им ждать и хлеб-соль поднести. Вот они, сердечные, теперь и маются!

— Знакомые порядки... Вы видали когда степных депутатов?

— Нет, не случалось! — отвечал Ледоколов.

— Пойдем смотреть... это очень интересно. Я постараюсь устроить дело так, что эти депутаты помогут нам в дальнейшем нашем движении!

Спутники вылезли из тарантаса, отряхнулись, попросили казака тем временем вскипятить чайник, за что уралец принялся с видимым удовольствием; он сообразил, что тут представится возможность и ему напиться чаю, да, может быть, еще и чего другого, — и пошли по дороге к колодцам.

— Однако, их немало! — удивился Ледоколов, заметив еще издали волнующуюся толпу.

— Знакомые порядки. Вот посмотрите, сегодня или завтра переводчик с казаками приедет... Ах, шуты, они нас за генерала приняли. Вот комедия!

— Не может быть!

— Чего, не может быть: выстроились в порядок...

В эту минуту грамотей Ахмат начал свою приветственную речь.

— Будьте здоровы, да пошлет вам Аллах всяких благ! — произнес Бурченко оратору.

— Будь здоров и ты... — сказал тот.

Киргизы окружили приезжих.

— Ты кто же такой? Ты ведь не большой тюра? — спрашивал Измаил-бай. — Ты передовой от него, что ли?

— Нет, мы так, сами по себе. Кто мы такие, спрашивают! — заметил Бурченко товарищу.

— Понимаю!

— Мы простые люди, маленькие, едем по своему делу...

— Савдагур (купцы)?

— Купцы...

— А мы вас за того приняли. Что же, он скоро приедет? Вы из той стороны?

— Нет, мы из степи, да, впрочем, слышали, что скоро: дня через два!

— Вой-вой! Что же мы есть будем? — воскликнул Ибрагим.

— Осторожней, — шепнул ему на ухо Ахмат — кто их знает, что за люди; может...

Он шепнул ему что-то такое, от чего Ибрагим вдруг замолчал и стал прятаться в толпе.

— Это ты напрасно его пугаешь, — заметил движение Ахмата Бурченко, — мы не лазутчики, а люди хорошие, вот спроси, Батуйка с нами приехал, он знает!

Грязный, лоснящийся от сала молодой киргиз подошел к толпе, едва передвигая ногами в спущенных шароварах.

— Да кто вас тут разберет!.. — недоверчиво произнес Ахмат. — А ведь нам уже не раз доставалось; мы тоже народ травленый!

— Осторожность не мешает. Что же, долго вы тут ждете-то эдак, всем обществом? Да что же мы стоим, — мы сядем!

Он сел на песок, Ледоколов тоже, киргиз Батуйка лег на брюхо, у самого колодца, где песок был сыроватей и прохладнее; подумали, помялись киргизы и тоже уселись в кружок.

— Долго ждем! — лаконически ответил корявый Гайкула.

— Так, а скучно, надоело, думаю?..

— Нет, такая великая особа, ждать нужно...

— Да полно грязь глодать (лгать). Вот нам самим ждать приходится — беда!..

— А нам не беда? — проговорился Ибрагим.

— Смерть! — подхватил кто-то сзади всех.

— Ну, вот так-то!

— Эх, — воодушевился разом Ибрагим. — Вот я из своего аула пять дней ехал, да здесь пятый сижу, да, может, ждать сколько буду, да назад пять дней, а дома, без хозяина, что будут жены делать с одними работниками... Лошади мои отощали; разве на этом корме может прожить скотина? — Ибрагим указал на барханы. — А с собой взять много нельзя было, то есть, оно можно, да разве мы знали, что нас за тем требуют, чтобы мы здесь на песке даром сидели?

— Конечно!

— А вот как я выехал, слух такой прошел, — перебил Измаил-бай, — что на «Барсуки» пришли барантачи хивинские. Мой аул в той стороне; я ничего теперь не знаю, что там делается? Может, что такое, что... Эх, как подумаю...

Слезы зазвучали в дрогнувшем голосе старика.

— У меня перекочевка началась, — говорил Гайкула, — а тут сюда вытребовали, просто беда. Да и без баб скучно...

Один только осторожный Ахмат не высказывал никаких жалоб и все еще подозрительно смотрел на русских, особенно на Ледоколова, лицо которого почему-то казалось ему более официальным.

— А вот вы возьмите да и пожалуйтесь начальнику, когда тот приедет...

— Что ты!.. Мы тоже свои головы бережем; этот проедет в Ташкент, а наш с нами останется. Мы вот тут сидим, у себя по аулам, а головы наши там!

— Как знаете, а мой совет: пожалуйтесь; все, что знаете дурного, все и расскажите...

— Не поможет; только себе беду наживем!

— Слушайте вы. Я вот вам говорить буду... Может ли быть такая сторона, чтобы только одни хорошие люди жили? Везде бывают и худые, и хорошие, и пожалуй, что худых больше. Вы вот жалуетесь, что вас жмут, а самому большому начальнику сказать боитесь. Откуда же он узнает? А вы все расскажите: этот, что едет, — я знаю его, — человек добрый и вам худа не желает; он вас выслушает, дело разберет, и тот, кто прав, — правым и останется, а виноватого, может, по шапке погонят. Это верно!