Погоня - [13]

* * *

Дробыш смял салфетку в кулаке и положил в пепельницу.

— И вот пропала Инна. Вышла из дома и… Погода в тот вечер была прохладная, лил дождь. Я уже все рассказывал тем полицейским. Итак, охранник видел, как за забором несколько раз мигнул электрический фонарь или автомобильные фары. На всякий случай он вышел из будки, дошел до ворот, посмотрел за калитку. Ну, дождь как из ведра. Темнотища. Он никого не заметил и вернулся назад.

— Того охранника вы уволили?

— Ни в коем случае, — улыбнулся Дробыш. — Я даже премии его не лишил. Вообще я слишком либерален с охраной. Настолько либерален, что эти ребята уже сели мне на шею.

— Распустился народ, — кивнул Девяткин.

— Вины охранника тут нет, — сказал Дробыш. — Инна вышла через заднюю дверь, спустилась с крыльца. Она, видимо, пряталась за кустами, когда двигалась к калитке. Поэтому ее никто не заметил. Ее выманили из дома, чтобы похитить. За воротами ее уже ждали. Может быть, ей что-то пообещали… Не знаю.

— Я читал протокол допроса свидетеля, — кивнул Девяткин. — Но хотелось бы лично поговорить с тем охранником.

Дробыш снял трубку. Через пять минут в кабинет вошел хорошо одетый человек средних лет. Он сказал, что дежурил в ту ночь, когда пропала девочка. Девяткин задал полтора десятка уточняющих вопросов. Человек отвечал гладко, без запинки. Повторил то, что было записано в протоколе, слово в слово. Парня пришлось отпустить.

— Вы подозреваете конкретного человека? — спросил Девяткин, когда охранник закрыл за собой дверь.

— Никого. И всех.

— Возможно все-таки, вы вспомните какое-то имя. Человека, которому вы перешли дорогу, у которого были причины для личной мести.

— Когда занимаешься большим бизнесом, ты всегда на виду. Ты окружен подхалимами, нахлебниками, ворами. Такова логика жизни в России. Вокруг слишком много зависти.

— Как насчет моего вопроса: вы кого-то подозреваете?

— Я же сказал: нет.

— Вы предпринимали попытки найти Инну? Например, через свою службу безопасности?

— Искать пропавших людей дело полиции. Наверняка ты хотел посмотреть комнаты моей дочери? Я всегда называл Инну дочерью. Тогда пойдем.

* * *

Большое с тремя окнами помещение на втором этаже мало походило на комнату, где живет девочка подросток. Мебель под старину была слишком громоздкой и темной. Большой письменный стол, напоминал рабочее место чиновника, на нем стояла массивная бронзовая лампа и чернильный прибор, которым никогда не пользовались. Большая плазменная панель в другом углу. Внизу на полке игровая приставка. На стенах, окрашенных в светло-серый цвет, картинки, написанные акварелью, в светлых рамах: ромашковое поле, березовая роща, лесная дорога.

— Это Инна сама рисовала, — сказал Дробыш. — Ее отец был художником. И у нее талант… Как бы по наследству перешел. Можешь осмотреть все, что угодно. Стол, стенные шкафы… Без лишних церемоний.

— Нет необходимости, — покачал головой Девяткин. — Где спальня Инны?

Они снова оказались в полутемном коридоре. Дробыш открыл дверь, пропустил гостя вперед. И эта комната Девяткину не понравилось. Стены покрыты светло-фиолетовой краской, высокие окна занавешены тяжелыми портьерами. Огромная кровать под балдахином из полупрозрачной ткани.

Еще тут стояла пара старинных комодов, рядом два зеркала в человеческий рост, макияжный столик. На прикроватных тумбочках несколько фотографий в серебряных рамках. Девяткин включил ночник — так мало было здесь света — наклонился и стал разглядывать поблекшие цветные фотографии. А на блестящих серебряных рамках пыли нет. Видимо, фото поставили сюда недавно. Может быть, сегодняшним утром, перед его приездом.

Дробыш подошел ближе, показал пальцем на одну из карточек.

— Это фотография покойного отца Инны, — сказал он. — Все-таки я ей не родной отец. Девочка не должна забывать своих родителей. Это правильно. Это справедливо.

— Конечно, — кивнул Девяткин. — У вас есть последние фотографии Инны?

— Она не любила, когда ее снимают, — сказал Дробыш. — Не знаю, почему. Не любила — и все. Но вот эта карточка… Можете забрать, если нужно.

Он взял фотографию с комода, вытащил ее из серебряной рамки и протянул Девяткину. Снимок в полный рост. Дробыш с Инной стояли на каком-то причале. За спиной высились небоскребы. Изображение довольно мутное, лица не в фокусе.

— Я брал Инну с собой, когда несколько месяцев назад был в Филадельфии. Это самая свежая карточка.

— Спасибо, — Девяткин опустил фото в карман.

Он подошел к окну, отдернул занавеску. Окна спальни выходят на задний двор. Метров сто пятьдесят отделяет дом от ворот и калитки, через которую предположительно вышла девочка. Тот вечер воссоздан почти по минутам. Если верить протоколам, последние часы она провела перед этим вот окном. Сидела на стуле, как приклеенная.

У Инны не было мобильного телефона. Дробыш не хотел, чтобы она поддерживала контакты с легкомысленными сверстниками, которые в этом возрасте начинают проявлять интерес к первым сексуальным опытам, поэтому все телефонные переговоры могли проходить только через стационарный телефон. Но вечером никто не звонил. Значит, она все-таки увидела тот сигнал с дороги. Инна надела плащ, взяла рюкзак с вещами, спустилась по темной лестнице, вышла во двор…