Погоня - [45]

Далее маячили в голове изрядно запыхавшегося от бега, облитого потом Обрюты рыщущие по всей округе в поисках пропавшей государыни разъезды, сенокос, охромевшая кобыла Звездочка, жена и простывший обед, наконец, воспаленное горлышко младшенькой — Любавушки. И уж совсем в отдалении, в некой покрытой целомудренной пеленой дали мерещились ему дыба, кнут и прочие принадлежности столичных застенков. Столичные застенки однако, как бы там ни было, не принадлежали к числу первоочередных забот и потому Обрюта, как мудрый и уравновешенный человек, привыкший во всяком деле к последовательности, старался по возможности исключить и дыбу, и кнут из круга ближайших помыслов.

Яркое платье великой государыни Золотинки он приметил в тени дубов еще за сотню шагов и ужаснулся — багряная отметина, если верить Юлию, вертелась возле свиней уже третий день.

Задыхаясь от быстрого шага, Обрюта заторопился представиться, но прежде первого слова еще успел сообразить и почувствовать, что тут у них происходит. Растревоженная и как-то нетерпеливо раздосадованная государыня напрасно пыталась добиться от любимого сколько-нибудь внятных объяснений, повторные поцелуи нисколько ее не утешали. Не уверенный в себе и виноватый от невозможности успокоить женщину, Юлий откровенно обрадовался Обрюте; нуждалась в посреднике и Золотинка. Обрюте позволили говорить. В двух словах растолковал он свои отношения с Юлием, изложил свою часть происшествия, как видел он его и понял, после чего без задержки перешел к делу:

— Государыня, — заявил Обрюта, сопровождая обращение новым поклоном. Верно, он был не особенно ловок, стриженный в скобку деревенский увалень, но нечесаная Лжезолотинка в помятом, далеко не свежем платье склонна была к снисхождению. — Вся страна встревожена вашим исчезновением. Полагаю, что встревожена, хотя, ясное дело, не могу утверждать это наверное. Не может такого быть, чтобы не была встревожена. Посланные в поисках пропавшей государыни дозоры уже бесчинствуют в деревнях и селах. Так что страна встревожена. Умоляю вас, государыня, ради вашей же безопасности немедленно возвращаться в столицу. Если люди нынешнего государя найдут вас в лесу с Юлием, полагаю никакие объяснения уже не помогут. Вы в смертельной опасности. Спасение вижу одно: заново потеряться, а потом найтись где-нибудь подальше от моего имения. У нас тут, в Безуглянках, наслышаны о постигших вас дорожных превратностях, я думаю вы сумеете оправдаться… — Она сердито дернулась, но Обрюта, вполне понимая преимущества своего положения, не обращал внимания на эти бабские штучки. — Сумеете оправдаться, если там, в столице, возникнет необходимость оправдываться. В Камарицком лесу можно блуждать неделями. Не вы первая, государыня. — Добравшись до конца, Обрюта перевел дух.

Однако великая государыня не считала вопрос исчерпанным.

— Так кто же этот пигалик? Вы ничего не добились? — Она придержала Юлия, который, скучая непонятным ему разговором, пытался выказать свои чувства.

Обрюта безропотно повторил все, что считал важным. В деревне он слыл человеком честным и потому, не желая ронять себя, позаботился о том, чтобы повторный рассказ не расходился с первоначальным сообщением. А поскольку в первоначальном сообщении по вынужденной его краткости пришлось-таки опустить кое-какие невероятные и не заслуживающие внимания подробности, вроде того, что беглый заморыш называл себя Золотинкой, то Обрюта не стал вносить противоречий в гладкое повествование и на этот раз.

— И все? — спросила Лжезолотинка с укором. Карие глаза красавицы заставили Обрюту струхнуть. Он боялся красавиц.

— Все, — истово сказал он. — Не считая мелкого глупого вранья, о котором порядочному человеку и поминать совестно. Избавьте меня, государыня, от подробностей.

Глубокомысленный тон Обрюты заставил Лжезолотинку смутиться.

— Ничего не понимаю, — сказала она некоторое время спустя.

— Да, вот и пигалик то же самое говорил, — скромно подтвердил Обрюта и прикусил язык, ибо внезапный взгляд государыни свидетельствовал о вновь пробудившихся сомнениях: верно, взошло ей на ум подозрение, что она не успела до сих пор оценить старого дядьку Юлия.

Обрюта поспешил состроить самую скучную и безразличную рожу.

— Вылечить тяжелый недуг Юлия, — медленно заговорила она, не спуская глаз с собеседника, — не так-то просто. Нужно большое нахальство, чтобы браться за это трудное дело. Я бы сумела справиться, имея на руках Сорокон, не иначе. Меньшим тут не обойдешься. И не верится, что пигалик, кто бы он ни был и какую бы цель ни преследовал, был настолько наивен, что действительно рассчитывал вылечить Юлия от тяжкой волшебной порчи, которую накликала на князя еще Милица, колдунья дошлая и коварная, что говорить.

Обрюта молчал, показывая своим приниженным видом, что противоречить не смеет.

— И у него, значит, был хотенчик? — внезапно спросила Лжезолотинка.

— Был.

— Чем же вы можете это объяснить? Откуда?

— Я думаю, это заговор, — отвечал Обрюта после добросовестных раздумий.

Внимательно поглядывая на Обрюту, Зимка все же пересказала еще в известных пределах предыдущее столкновение с тем же пигаликом в корчме и, не добившись более от толстощекого простофили никакого отклика, отступилась.