Погода массового поражения - [60]
крутой разворот, вопреки уже не бабскому, но пылко-гневно-сердито-отверженному протесту Константина: «ты еще давай посигналь для полного счастья, в голове не укладывается, о чем ты только думаешь! труд десятков людей, многолетний…»
«ах дудки», я больше не играю, я выхожу, и если у него еще осталась искорка благоразумия, он, если ареста и града пуль не будет, сам сразу
он ничего не может поделать, только смотрит: женщина за рулем, и я слышу, чувствую, как его это раздражает, пугает и обижает, но я делаю это, я приостанавливаю машину, кручу руль, потом даю газ, машина трогается так, словно пинка получила, нас откидывает назад, и потом я подаю вправо, пляска, тряска, остановка, всё позади, мы стоим на въезде.
ни души.
я отстегиваюсь, открываю дверь, выхожу и смутно осознаю, будто неоконченную мысль, краем глаза, что он делает то же. здесь нет ничего, или всё: щебень и гравий, серая земля, легкий туман, мрачно и мглисто, решетка с предупреждениями: не двигать ворота, не трогать, можно пораниться, даже умереть, и никому нельзя входить на территорию, только с разрешения коменданта. кого задержат на территории, гласит другая надпись, могут обыскать, досмотру подвергнут все, что он/она имеет при себе.
два мертвых громкоговорителя на грязных столбах, два цветочных корыта, в которых щебень, землезаменитель и убогая трава борются с холодом, деревья из темноты, заледенелая дорожка как корка на крае пиццы, вдали, на вооруженной земле, думает думу большой генераторный отсек цвета яичного ликера, и жужжит, и гудит.
«это», говорю я, и не знаю, что это.
Константин стоит белее мела на полпути между мной и машиной, я хочу пойти к воротам и не хочу, я могла бы кричать, могла бы махать руками.
«что с тобой? клавдия?» теперь ему страшно и он не скрывает этого.
я не знаю, о чем он, но это место, ясное дело, не обещает ничего хорошего.
все, что я читала, было совсем другим: параноидальным, но и спекулятивным, техническим, холодным, однако здесь, на месте, все отнюдь не техническое, а заколдованное, это гигантское гудение: «это… зло», говорю я, потому что нужное слово наконец-то приходит мне в голову.
он улыбается будто извиняясь: «ну да, это… это я тебе и так говорил, верно?»
путешествие, чувствуем мы оба, окончилось, план сорвался, стал неосуществимым из-за меня, мы стоим перед крепостью, которая нас игнорирует, я глупо прикидываю, стоит ли мне закурить, машине тоже страшно, она прикидывается, что спит, я передергиваю плечами: «м-да. да. вот. прости, я… ты был прав, здесь живет сам дьявол», когда я подхожу, он заключает меня в объятья, мы стоим, обнявшись, перед штукой, которую мы хотели разоблачить, с трудом отрываемся друг от друга.
в машину.
прочь отсюда.
X
так радостно и грустно от вчерашних разговоров, долгого и короткого, что мне еще остается делать, кроме как благодарить Вас за то, что в Вашем ужасном тайминге, посреди темноты, есть хотя бы эта возможность, этот последний
если там наверху есть камеры — а я больше не сомневаюсь в том, что они есть, — то нас сфотографировали и засняли, как мы пытались удержать друг друга, в этих толстенных одеждах, может, у них даже есть чуткие микрофоны, которые могли услышать, как он сказал: «я всегда хотел защитить тебя, от… не знаю, от всего».
мы, словно парочка, вернулись к машине под руку и молча поехали к реке, остановились у домика и долго сидели в машине, спешить уже было некуда.
«от чего?»
так он начался, этот важнейший разговор.
«что от чего?»
«от чего ты хотел меня защитить?» он улыбнулся и посмотрел на меня, сначала ничего не говоря, потом, спокойно, будто уже поставил на этом крест: «ты же не коммунистка и ею уже не станешь, наверно».
я надула щеки, комизма ради: «пффф, ну слава богу, хоть это ясно».
он посмотрел из окна на серого пса, который ошивался перед байкер-баром, между мотоциклами в густом снегопаде, пригнувшись к холодной земле, потому что там еще сохранялось тепло, у мощных моторов, «но одно у нас с тобой… общее, в кпг я тогда очень рано…»
«идеалист».
«может быть, но благодаря этому я… я очень быстро вырос».
«вырос, как это?»
«повзрослел, слишком быстро, и при ужасных обстоятельствах. вот, видишь, с тобой произошло то же самое, и все еще происходит, но я хотел… от всего этого тебя… ты знаешь, что это я убедил твоих родителей подыгрывать в этой… истории, с томасом? эта навязчивая идея, эта гнилая маленькая сказка, которую ты с таким успехом… что мы должны принять в этом участие, это я предложил, когда ты вернулась из клиники, я не видел в этом ничего особо дурного, только безобидное как будто».
я слишком от всего устала, слишком была благодарна за его открытость, чтобы, как обычно в таком деле, отреагировать нагло или агрессивно или, м-да, бешено, как тогда на психиатров, после того как
«мне казалось… я сказал твоему отцу, этому… эстету, что он должен смотреть на все поэтически, как на великое перевоплощение, говорить, что он уехал в берлин, вместо того, что случилось на самом деле, — и разве не должна она казаться гуманной… красивой идеей, эта ложь? в берлин, вместо: умер, молодая девушка, почти ребенок, теряет ближайшего родственника…»
Сначала мы живем. Затем мы умираем. А что потом, неужели все по новой? А что, если у нас не одна попытка прожить жизнь, а десять тысяч? Десять тысяч попыток, чтобы понять, как же на самом деле жить правильно, постичь мудрость и стать совершенством. У Майло уже было 9995 шансов, и осталось всего пять, чтобы заслужить свое место в бесконечности вселенной. Но все, чего хочет Майло, – навсегда упасть в объятия Смерти (соблазнительной и длинноволосой). Или Сюзи, как он ее называет. Представляете, Смерть является причиной для жизни? И у Майло получится добиться своего, если он разгадает великую космическую головоломку.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.