Погибают всегда лучшие - [2]

Прямо надо мной висела большая люстра, у стены стоял телевизор, немного правее от него была дверь. Но куда она вела, в какой мир я не имел понятия.

Я попытался сосредоточиться. То, что в моем сознании возникали какие-то предметы и образы, говорило о том, что я был скорее жив, чем мертв. Но что это реально значило? Я снова закрыл глаза – внезапно в моем мозгу ярко вспыхнула картина: бегущий ко мне навстречу Алексей, затем огненная вспышка наподобие молнии во время дождя – и парящее над землей тело.

Невольно я сделал резкое движение, пытаясь встать. Резкая боль расколола мой череп, прошлась по груди и ушла в ноги. Я закричал, а затем вновь все погасло, подобно экрану в кинотеатре после окончания сеанса.

Когда мои глаза распахнулись вновь, то они увидели склоненное надо мной мужское лицо. Рядом стояли еще несколько фигур в белых халатах. Но разглядеть я их уже не мог, они расплывались, превращаясь в сплошные световые контуры.

– Где я? – спросил я. Мне казалось, что мой голос звучит громко, но потому, как лицо человека сделалось напряженным, я догадался, что он не расслышал вопроса. – Где я? – повторил я его.

– Все в порядке, вы в больнице. Ни о чем не беспокойтесь, все будет хорошо.

В голове бились какие-то мысли, они требовали словесного оформления, но у меня было такое ощущение, что я забыл большинство слов. К своему удивлению, я не знал, о чем спрашивать, что говорить. Я в больнице, значит, со мной что-то случилось. Ведь просто так туда не попадают. Но что? Внезапно я снова увидел бегущего человека, яркий блик пламени, подпрыгнувшее тело.

– Алексей! – закричал я.

Кажется, я начал биться в истерике, что-то бессвязно кричал, меня успокаивали, но это не помогало. Тогда меня схватили за руки, а подошедшая медсестра ввела иглу в вену. Буйство во мне стало быстро утихать, теплая волна покатилась по протокам моего тела, а затем снова все стало в очередной раз быстро темнеть…

Наверное, пребывал я в небытии довольно долго, потому что когда я очнулся и огляделся, то определил, что сейчас утро. Солнце светило в незашторенное окно, ее лучи скользили по моему лицу, приятно согревая кожу. Рядом со своей постелью я обнаружил сидящую женщину, которая пристально смотрела на меня. Увидев, что я открыл глаза, она вскочила и выбежала из палаты.

Как ни странно, но чувствовал я себя достаточно бодро, голова не только не болела, но была довольно ясная. Но мысли и картины, которые в ней вспыхивали, не доставляли мне радости.

Вошел доктор, он внимательно посмотрел на меня и присел возле кровати.

– Я вас осмотрю, – сказал он.

Причин для возражений у меня не было, а потому я ничего не ответил.

Врач пощупал пульс, послушал грудь и легкие, измерил давление. Затем заглянул в глазное яблоко.

– Вы можете назвать себя? – спросил он.

– Легкоступов, Владислав Сергеевич, – уверенно ответил я.

– Сколько вам лет?

– Тридцать пять.

– Вы женаты?

– Разведен.

– Есть ли дети?

– Сын. Его зовут Юрий.

– Что ж, замечательно, с памятью все в порядке. Я рад за вас.

– Что со мной? – Я попытался подняться – и тут же пронзительная боль снова уложила меня в постель. И все же она была не такой сильной, как в первый раз.

– Лежите спокойно, вам нельзя шевелиться, а тем более вставать. У вас черепно-мозговая травма, сильное сотрясение мозга. Вам нужен покой. Это для вас лучшее лекарство.

– Скажите, а что с Алексеем, моим братом? Я видел, как он летел.

– Последние слова звучали довольно нелепо, но других – я не нашел. Да и не это меня сейчас беспокоило.

Я увидел, как изменилось лицо врача. Мне показалось, что он не знает, как ему поступить: отвечать ли правдиво на мой вопрос или нет.

– Я хочу знать, что с Алексеем, – настойчиво повторил я.

– Его спасти не удалось, у него были ранения не совместимые с жизнью. Поверьте, мы делали все, что могли.

Я застонал. Меня пронзила боль, только не физическая, а совсем другая, а потому еще более тяжелая. Мне хотелось плакать, но при враче и медсестре это было не очень удобно. Я всегда старался не показывать свои чувства на людях. И все же надолго меня не хватило, я ощутил, как прохладная слеза проложила влажный след по моей щеке. Я видел по их изменившимся лицам, что они не то удивлены, не то обеспокоены моей реакции; было заметно, что они явно не знали, что делать – то ли успокаивать меня, то ли дать мне выплакаться. И эта их нерешительность как-то странно подействовало не меня; я громко, как маленький ребенок, зарыдал. Если память мне не изменяла – а с ней у меня вроде было все в порядке – такое случилось со мной первый раз в жизни.

Мои рыдания продолжались минут пять. Но они оказались целебными для меня, так как помогли мне избавиться от нервного стресса. Но не от боли; отныне я знал, что она до конца моих дней поселилась в моей душе. И вряд ли есть средства, которые способны оттуда ее извлечь.

– Как это все случилось? – спросил я.

– Вы разве не помните? – слегка удивленно сказал доктор.

Я ничего не ответил, только посмотрел на него.

– Был взрыв возле вашего магазина.

– Я это помню.

– Вам очень повезло. Если бы вы прошли еще хотя бы два метра, я не уверен, что мы бы с вами сейчас беседовали.