Поэзия садов - [108]
Сады и парки становились своего рода коллекциями.
В XIX в. начинает развиваться сад научного типа, в котором художественные задачи играют иногда даже меньшую роль, чем в садах плодовых и огородах аптекарских Средневековья. Это сады ботанические, основная задача которых состоит в том, чтобы продемонстрировать (сперва, разумеется, приживив) различные виды растений, деревьев, кустов, цветов и трав, иногда привезенные из сравнительно далеких мест и иного климата.
Основным недостатком этих ботанических садов является то, что из-за постепенно (по мере привоза новых растений) возрастающей нехватки места открытые места сокращаются, виды в садах не раскрываются, а закрываются и, кроме того, искусственно и противоестественно соединяются такие растения, которые вместе не встречаются, создается искусственная среда неприродного характера. Вместе с тем в основе этих ботанических садов лежит ландшафтный парк, где стрижка, разумеется, невозможна, но все другие виды неестественного характера процветают. Практические цели этих садов состоят в том, чтобы распространить в стране иноземные растения, которые могут в ней привиться.
В ботанических садах из крупных изменений следует отметить появление альпийских горок: нагромождений камней с дорожками, а иногда и ручьями и водопадами, между которыми сажались различные низкорослые растения, растущие в различных климатических условиях и в различных частях света.
Прототипами ботанических садов XIX и XX вв. могли быть аптекарские огороды Средневековья и Нового времени. Не случайно Ботанический сад в Петербурге развился на основе Петровского Аптекарского огорода на Аптекарском острове.
Скульптуры и символические постройки ландшафтных парков (храмы Дружбы или памятники покойным, событиям и пр.) в ботанических садах стали редки, и главными «архитектурными украшениями» их явились оранжереи, сделанные иногда не без вкуса и изящества, например Пальмовая оранжерея в саду Кью «The great Palm House at Kew Gardens built by Decimus Burton»[529].
Kew Gardens или, более правильно, The Royal Botanic Gardens, были основаны как научное, а не художественное учреждение. Они существовали для коллекционирования и изучения различных видов живых растений и составления гербария. Сады эти стали существовать еще в период, который для садового искусства Hyams называет the Age of Taste, и власти в Кью стремились прилаживаться к художественным запросам своего времени и следовать стандартам вкуса даже в устройстве своих лабораторий, музеев и библиотек. Неизвестно, когда появились эти сады, но Вильям Тёрнер (ок. 1510–1568) доктор (врач), автор трактатов о травах и разных сочинений по ботанике, имел уже сад в Кью[530]. В середине XVII столетия там был основан Кью Хауз, или Белый Дом. Здесь впервые в Англии выращивались апельсины.
Альберт Кан (Albert Kahn) посвятил свою жизнь идее мирового сада и создал сад, отражающий садовые стили всех наций, для чего он пригласил садоводов из всех стран, свез деревья, кусты, цветы из всех стран и даже синтоистский храм, дом «чайной церемонии» из Японии. Там же он создал «Архив планеты» – все, что должно было служить делу мира и сохранению Вселенной. Сотни фотографов снимали растения различных стран.
Таким образом, здесь выражено стремление к садовому разнообразию и определенной философской идее[531].
После того как Кан разорился в 1938 г., сад был приобретен департаментом Сены. Сад расположен на берегу Сены между парком de St. Cloud и Булонским лесом.
Назначение русских садов не ограничивалось только усадебными и ботаническими функциями. Любопытны были сады при станциях Николаевской железной дороги, соединявшей Петербург и Москву.
Николаевская железная дорога была самым большим архитектурным сооружением в мире. Все станции и подсобные здания (депо локомотивов и пр.) по этой дороге, не исключая вокзалов в Петербурге и Москве, были построены одним архитектором – Тоном – в одних и тех же архитектурных формах и, по существу, могут рассматриваться как единое произведение зодчества. Историк Николаевской железной дороги, и сам один из ее строителей, пишет между прочим: «При всех станциях, смотря по величине их, устраивались около зданий сады или, вернее, посадки из деревьев по разбитому плану, с проведением дорожек, для чего призван известный тогда садовник из Петербурга – Альварт, устраивавший в Петербурге Александровский парк[532]. Все осуждали – на что эти сады? которые обошлись по всей дороге до 500 т. руб.; но нужно было подумать и о живущих на станциях и их семействах. Пустые и скучные места станций обратились в приветливые селения, и теперь (1885 г.) сады эти разрослись и уже видны маститые тополя и в тени их гуляющие дети, и все ими довольны»[533]. К сожалению, я не имел возможности посмотреть в архивных материалах, как были устроены эти сады, и приведенное сообщение – единственное, которое встретилось мне в печати.
При всех отдельных достоинствах эклектики садоводство во второй половине XIX в. пало до такой степени, что в садах начали ставить искусственные подделки под натуральные материалы: вместо небольших прудов – осколки зеркал, раковины, естественные и искусственные, скульптуры гномов, птиц и животных, расставляемые без пьедесталов, как бы изображающие натурально населяющие сад живые существа. Ввозилось огромное число новых цветов и растений из отдаленных стран. Ирландский садовод Вильям Робинсон путешествовал по Швеции, Швейцарии и Франции и вывез из своих поездок альпийскую флору, стал делать искусственные «альпийские горки» с альпийской растительностью более искусно, чем это делалось раньше. Тот же В. Робинсон пытался вернуться назад, к местной флоре, пропагандируя ее в своих сочинениях, посвященных садам, и в издаваемом им же с 1871 г. журнале «The Garden».
