Поэзия рабочего удара - [51]

Это я сто лет назад залил улицы мировых городов своей кровью и развертывал знамена со словами восстания и мести.

Это я же бился потом и терзал свое собственное тело по ту и по эту сторону границ.

И теперь опять я, и уже как будто вновь рожденный, иду в строю. Все проходит через мои руки и орудия. Создаю виадуки, дороги, машины, микроскопы. Через пульс моего станка и штрих моей пилы я ощущаю самые сокровенные мысли.

Я – носитель беспощадного резца познания.

Всюду иду со своим молотом, зубилом, сверлом. По всему миру… Шагаю через границы, материки, океаны. Весь земной шар я делаю родиной.

Стою перед рабочим домом в Берлине. Стою и восторгаюсь: вот мой громадный, мой тяжелый, неуклюжесильный дом. И все в нем мое: и входная арка с высеченным молотом, который рвется из камня и просит песни, и наковальня на столе секретаря, и шеренги товарищей, идущих взад и вперед.

Вхожу в кооператив в Манчестере и дрожу от радости: мое! Рожденное вдали, но по созвучью с моим, близким.

Я под сводами парижской Биржи труда, прокопченной и черной. Сначала чужая, выстроенная на чужие, нерабочие деньги, она стала наша, и ее прокопченные стены сделались символом надорванной усталой силы.

Несчастье… Яма, могила… На юге Африки взрыв. Тысяча жертв. Это – удар, это… мне удар… в самое сердце.

Бездымные шахты, покрытые пеплом… Это на краю света памятник моему раненому, моему мировому сердцу.

Умерло мое вчера, несется мое сегодня, и уже бьются огни моего завтра.

Не жаль детства, нет тоски о юности, а только – вдаль!

Я живу не годы.

Я живу сотни, тысячи лет.

Я живу с сотворения мира.

И я буду жить еще миллионы лет.

И бегу моему не будет предела.

Мы всюду >*

Нас небольшая толпа.

Но мы всюду.

Мы избороздили тысячи верст по болотам, лесам и говорили с живущими в юртах. Мы им рассказывали много чудес о пароходах и дамбах.

Ох, как они были довольны.

На прощанье мы им сделали идолов.

Таких, каких они просили.

Но в глаза мы всадили рубины, а головы идолам подняли.

Идолы смотрят через тайгу вдаль.

Туземцы обезумели.

По тайге и болоту зашумели новые песни.

«Надо выше поднять наших идолов. Идемте искать гор для наших богов», – запели живущие в юртах.

Вот смотрите: они идут с запада к востоку, к большим горам. Они верят, что найдут эти горы. Они взойдут на вершины и водрузят там богов своих.

Мы скоро убежали от них и не сказали им, что с восточных гор будет виден океан и Новый Свет.

Мы бежали и в долинах нагнали полки солдат, идущих на битву. Мы, сорванцы, без шапок, в одних блузах, бросили их барабаны в воздух, оборвали команду, остановили армию: «Товарищи, стоп!»

Армия замерла, но не вышла из строя. Самый младший из нас схватил рубильник, который всегда носил с собой, и начал включать.

Армия снова пошла.

Миллион людей без барабана, без музыки шел в ногу.

Наш мальчишка крикнул им: «Верите ли вы, что пройдете со своим миллионом сквозь хребет, что растет перед вами?»

«Мы не верим, мы… знаем теперь», – загремели ста* рики солдаты.

А мальчишка радостно хохочет и кричит им, уходящим в гору: «Это я сделал из вашей груди железо, а из армии – великана-машину!»

Мы убегали от солдат и издали им пели:

«А винтовки ваши ни при чем!»

Через полчаса мы всей нашей тысячей летели в одном поезде через Европу и прямо правили на океан.

По пути всюду, особенно в селах и полях, нам выкидывали тревожные сигналы: «Остановитесь! Через океан нет мостов, и туннель еще не прорыт!»

Но мы были влюблены в свой поезд.

И что же:

– Мы заставили весь мир поверить в железный призрак: поезд несся по воздушным рельсам.

Нас встретили миллионы товарищей в Новом Свете.

Мастерские там тянулись на целые мили. В них делали все, начиная с мостов и кончая оптикой.

Директора заводов собрали всех нас на митинг и говорили о новой индустрии:

«Мы гордимся Новым Светом. Мы создали новую машинную пластику, недоступную древним. Мы создали работников, любящих резец и микрометр».

Директора знали, что мы по-своему привязаны к машине.

«Мы тоже приверженцы этого мира!» – крикнули мы к эстраде.

«Да? Попробуйте это доказать».

Мы не заставили себя ждать: наши молодые сорванцы в тот же вечер кинули из Чикаго депеши всему Старому и Новому Свету, и на другой день во всем мире в одну и ту же минуту прогудели сирены.

Это была первая мировая музыка.

А теперь смотрите: есть ли уголок земного шара, где дремлют и не говорят о чудесах переворота?

Наш праздник >*

Мы хотели, чтобы наш выход из земли был чудом.

В подземные ходы мы заложили горы мелинита.

О, мы уверены, что взрыв был слышен на Марсе.

Земной шар застонал и бился в агонии. Весь мир на мгновение замер. Но через лаву, пепел и дым мы вырвались своим быстрым миллионом из подземелья.

Были бешены, рвали и метали. Залили целые мили нашей толпой.

В рабочих куртках, в синих костюмах, в нашем защитном индустриальном цвете.

Мы смеемся, мы молодо хохочем. Покрыли землю тысячью прожекторов. Пусть знают во всей вселенной: на нашей планете едут по миру посланники чудес и катастроф.

– Песни!

– Музыки!

– Оратора! – загремели было толпы.

– Ни песен, ни музыки! – заревели железные мосты и постройки.

Наши создания – башни, рельсы, виадуки – подняли гул: