Поэзия Микеланджело в переводе А М Эфроса - [2]

16

Природа сотворила Все чары девушек и донн, Чтоб дать их той, кем я воспламенен, Но кто и сердце мне оледенила. Ни разу не томила Кого-либо скорбь, горшая моей! Смятенье, страх, унылость дней Не ведали прочнее основанья; Но также ликованья Сильней не знало ни одно созданье.

17

Как лучше в мире не было творенья, Так горше в мире не было печали, Ее уже не видеть и не слышать.

18

День с Ночью, размышляя, молвят так: Наш быстрый бег привел к кончине герцога Джулиано, И справедливо, что он ныне мстит нам; А месть его такая:

За то, что мы его лишили жизни, Мертвец лишил нас света и, смеживши очи, Сомкнул их нам, чтоб не блистали впредь над [землей ]. Что ж сделал бы он с нами, будь он жив?

19

Есть неподвижность в славе эпитафий: Ей не звучать ни громче, ни слабей, Затем что те мертвы и труд их - кончен.

20

Я - отсвет твой, и издали тобою Влеком в ту высь, откуда жизнь моя, И на живце к тебе взлетаю я, Подобно рыбе, пойманной удою;

Но так как в раздвоенном сердце жить Не хочешь ты, - возьми же обе части: Тебе ль не знать, как нище все во мне!

И так как дух, меж двух властей, служить Стремится лучшей, - весь в твоей я власти: Я - сухостой, ты ж - божий куст в огне!

21

Владеет сердцем, ставшим тем, чем стало.

22

Текучая и ласковая вещь, Источник жалости, родит мне беды.

23

Как дерево не может свой росток, Покинувший приют пласта земного, Скрыть от жары иль ветра ледяного, Чтоб он сгореть иль вымерзнуть не мог,

Так сердце в узах той, кто столь жесток, Кто поит скорбью, жжет огнем сурово, Лишенное и родины и крова, Не выживет средь гибельных тревог.

24

Прочь от любви, прочь от огня, друзья! Ожог тяжел, ранение смертельно, Сопротивленье натиску бесцельно, Ни бегством, ни борьбой спастись нельзя.

Прочь! Я - пример, как злобствует, разя Стрелою, длань, чье мщенье беспредельно; И ваше сердце будет столь же хмельно, И вас закружит хитрая стезя.

Прочь, прочь скорей от первого же взгляда! Я мнил спастись, лишь только захочу, И вот я - раб, и вот - за спесь награда. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

25

Живу в грехе, погибелью живу я, И правит жизнью грех мой, а не я; Мой спас - Господь; я сам - беда моя, Слаб волею и воли не взыскуя.

Свободу в плен, жизнь в смерть преобразуя, Влачатся дни. О темень бытия! Куда, к чему ведешь ты, колея?

26

Час от часу, все с большею отрадой, Я думой и надеждой льну к очам, В ком жизнь моя, в ком все мое блаженство; Ни ум, ни воля не встают преградой Любви, привычке, естеству, мечтам. Жить для того, чтоб зреть их совершенство; Утрать они главенство, И я б ушел из жизни им вослед; В них - милосердья свет К судьбе моей злосчастной. Нет красоты прекрасней! Кто им не отдал жизнь, тот не рожден; Кто в старости их встретит, На том наш взгляд отметит, Что к жизни он из гроба возвращен; Кто не был бы влюблен В те очи, - словно б не жил.

27

Любую боль, коварство, напасть, гнев Осилим мы, вооружась любовью.

28

Некрепко любим то, что плохо зримо.

29

Сокровище мое столь жгучий свет Струит из глаз, что знойное пыланье Сквозь сомкнутый мой взор пронзает кровь; И, охромев, бредет любовь Под тяжкой кладью, давящей дыханье; Будь свет, будь тьма, - а мне спасенья нет.

30

Не видеть не могу за всем, что зримо, Отныне без тоски твой вечный свет.

31

Что мне сулишь? Что хочешь сделать вновь С сожженным древом, сердцем одиноким? Дай разгадать хотя б намеком, Поведай мне, чего мне ждать, Любовь?

Уже к мете мои подходят годы, Как на излете падает стрела, И грозный огонь во мне погаснет скоро; Тебе простил я прежние невзгоды, Затем что зря ты силы извела, И я страстям отныне - не опора; Как ни дразни, не разгорится ссора: На что душе, на что очам моим То, чем я прежде был томим? Я победил: ты не страшна нимало, Хоть сил у сердца меньше, чем бывало. Ты мнишь, быть может, новой красотою Меня завлечь в твой роковой силок, Где и мудрец бессилен защищаться И опытнейший слаб перед бедою? Но, словно лед на пламени, я б мог Лишь таять, падать, но не возгораться, Одною смертью нам дано спасаться От острых стрел и беспощадных рук, Что расточают столько мук, Не взвесивши, в возмездиях за вины, Ни времени, ни места, ни причины. Уже душа моя шлет к Смерти слово И о себе с собою говорит, И что ни час, томится новой думой, И что ни день, покинуть плоть готова, И наперед в посмертный путь спешит, Страшась и веря, светлой и угрюмой. Как прозорлива ты, Любовь! Подумай, Как ты лиха, смела, сильна, грозна, Раз мысль о смерти мне страшна, Хотя она уже передо мною. Засохший ствол вновь хочет цвесть листвою!

Чего ж еще? Все ль я должник твой? Царство Твое в былом довлело надо мною, Тебе рабом я был всю жизнь доныне. Чей умысел, чья сила, чье коварство Опять влекут к тебе? Властитель злой, В чьем сердце - смерть, хоть речь - о благостыни? Бесчестье было б для святыни, Когда б душа, воскреснув к жизни, вспять Пошла к тому, кто жаждал смерть ей дать!

Все, что живет, вернется в землю вскоре; Все тленное скудеет красотой; Предавшийся любви спастись не может; Грех состоит с возмездьем в договоре, И каждый, соблазнившийся метой, Что мне прельщеньем сердце гложет, Свое злосчастие лишь множит, Ужель день смерти, благ моих опора, Из-за тебя мне станет днем позора?