Поэзия мифа и проза истории - [69]

По содержанию «Тимей» и «Критий» тесно связаны с более ранним по времени (написан еще в 70-х годах IV века до н. э.) утопическим трактатом Платона «Государство». Высказывалось даже предположение, что вместе все эти сочинения составляют нечто вроде философской трилогии, связанной общностью основной темы. Не случайно беседа в «Тимее» начинается с краткого изложения основного содержания «Государства». Сократ делает это по просьбе Тимея, повторяя вкратце, по его собственным словам, то, о чем он уже говорил накануне в присутствии тех же самых собеседников (здесь у Платона получается некоторая неувязка, так как на самом деле в беседе о государстве участвуют совсем другие лица). Далее Сократ признается друзьям, что испытывает чувство некоторой неудовлетворенности от своего собственного проекта, так как он напоминает ему красивых и благородных животных, но пребывающих в неподвижности. Ему же хотелось бы увидеть придуманное им государственное устройство в движении и лучше всего в состоянии борьбы с другими государствами, ибо только таким образом оно могло бы продемонстрировать свое превосходство над ними. Высказав такую мысль, Сократ обращается к другим участникам беседы и, как бы вызывая их на состязание, предлагает им рассказать о войне идеального государства с враждебными ему силами. Все трое — Критий, Гермократ и Тимей, — по его мнению, вполне могли бы справиться с такой задачей, ибо в равной мере опытны и в философии, и в делах государственных и военных.

Откликаясь на этот призыв, Гермократ напоминает Критию о каком-то древнем сказании, которое он уже поведал им в отсутствие Сократа, и предлагает теперь снова повторить его. Критий, не заставляя себя долго упрашивать, приступает к рассказу. Рассказанное им предание восходит, по его словам, к самому Солону — знаменитому законодателю, мудрецу и поэту, имя которого было окружено в Афинах высоким почитанием и авторитетом. Побывав некогда в Египте, Солон узнал там немало интересного о далеком прошлом своего собственного отечества от одного из жрецов святилища богини Нейт в городе Саисе. Этот жрец поведал Солону, что в незапамятные времена, еще до великого потопа, Афины — его родной город — были самым замечательным государством не только в Греции, но и во всем мире. Древние афиняне совершили немало славных деяний, но самым прославленным из них была победа над грозными и могучими атлантами — обитателями огромного острова, лежавшего по ту сторону Геракловых столпов, то есть Гибралтарского пролива, в Океане. Афиняне освободили от власти атлантов все население Ливии западнее Египта, Европы к западу от Тиррении (Этрурии) и как будто даже достигли самой Атлантиды. Но тут произошла катастрофа, в результате которой остров атлантов был уничтожен. Одновременно погибло и афинское войско, видимо вместе со всем государством. Коротко рассказав обо всех этих удивительных событиях, Критий изъявляет готовность еще раз повторить свое повествование, но теперь уже полностью, со всеми подробностями, то есть так, как он сам некогда, еще будучи десятилетним мальчиком, слышал его от своего деда — Крития Старшего. Сократ и остальные собеседники также готовы еще раз выслушать рассказ Крития. Но тут их план неожиданно меняется. Критий предлагает предоставить слово до сих пор молчавшему Тимею и попросить его, как знатока астрономии, рассказать присутствующим все, что ему известно о возникновении и устройстве космоса, с тем чтобы после этого снова вернуться к разговору о древнейшем прошлом Афин и Атлантиде. Сократ с радостью соглашается, и далее следует длинная лекция Тимея об основах мироздания, составляющая основную часть диалога, названного по имени рассказчика.

В диалоге «Критий» мы снова видим тех же действующих лиц, продолжающих беседу. Тимей, только что закончивший пространную речь о природе вещей, согласно уговору опять передает слово Критию, и тот после некоторых колебаний начинает заново свой рассказ. На этот раз он подробнейшим образом описывает сначала древнейшие Афины, а затем переходит к еще более обстоятельному описанию Атлантиды. Рассказав о природе страны, о ее главном городе и удивительных архитектурных сооружениях, он бегло останавливается на государственном устройстве Атлантиды, сообщает о некоторых любопытных обычаях, после чего неожиданно сворачивает свое повествование, переходя к вопросу о причинах упадка и гибели этого загадочного государства. Не раскрыв по-настоящему свою мысль (причины гибели Атлантиды остаются для нас во многом неясными), Критий уже собрался было описать в чисто гомеровском духе совет богов, на котором должна была решиться судьба чудесного острова и его обитателей. Но тут, как говорится, на самом интересном месте рассказ неожиданно прерывается. Мы так никогда и не узнаем, что сказал Зевс на совете небожителей, как протекали прения и что же в конце концов боги сделали с Атлантидой[50]. Создается впечатление, что Платон очень хотел поскорее закончить это, возможно самое дорогое для него, произведение, но так и не успел это сделать.

Как бы то ни было, своими атлантическими диалогами великий греческий философ загадал человечеству загадку, которую оно до сих пор еще тщетно пытается разгадать. Вообще «Тимей» и «Критий» ставят перед внимательным читателем множество вопросов, но самая важная проблема — историческая правдивость повествования. Уже в древности этот вопрос разделил читателей Платона на два враждебных лагеря. Среди скептиков, почти сразу же заподозривших неладное в рассказанной Платоном «правдивой истории», оказался его великий ученик Аристотель. Страбон приводит его краткий, но уничтожающий приговор платоновскому мифу: «Тот, кто ее (Атлантиду. — Ю. А.) выдумал, тот же заставил ее и исчезнуть». С недоверием писали об Атлантиде также и сам Страбон, известный римский натуралист Плиний Старший, а Птоломей — крупнейший географ поздней античности — о ней вообще не упоминает. Так называемые неоплатоники — Лонгин, Порфирий, Прокл, — а также некоторые из «отцов» раннехристианской церкви пытались истолковать платоновский миф в чисто аллегорическом духе, как символическое воплощение идей великого философа.