Поэзия мифа и проза истории - [3]

Неудивительно, что именно миф был для подавляющего большинства греков наиболее доступным и понятным способом осмысления прошлого — седой старины, воспоминания о которой сохранились лишь в произведениях древних поэтов — создателей героического эпоса. Для афинян поколения Геродота и Фукидида, двух великих историков — основоположников исторической науки, такие мифические персонажи, как Эдип, Ахилл, Тесей, были, пожалуй, более живыми и реальными фигурами, чем многие действительно существовавшие персонажи греческой истории VIII–VI веков до н. э. Ежегодно герои мифов появлялись перед афинянами, так же как и жителями других греческих городов, на театральной сцене во время представлений, сопутствовавших большим религиозным празднествам. Как правило, афинские драматурги использовали в своих трагедиях переработки наиболее популярных мифов, и это было еще одной гарантией их исторической подлинности.

Нет ничего удивительного в том, что молодая историческая наука после того, как она наконец возникла в Греции, еще долго не могла вырваться из материнских объятий мифологии, в лоне которой она зародилась. По существу же, связывавшие их узы кровного родства так никогда и не были разорваны. Первым великим историком для большинства греков был Гомер. Они не только наслаждались красотой и звучностью его гекзаметра, но и твердо верили почти каждому слову поэта. Любой, даже самый незначительный, факт, попавший на страницы «Илиады» и «Одиссеи», считался историческим.

Именно поэтому всякие изменения и поправки в тексте поэм рассматривались чуть ли не как святотатство. Сколько шума и разговоров было по всей Элладе, когда какой-то афинский редактор «Илиады» (одни считали, что это был законодатель Солон, другие — что тиран Писистрат), вставил в текст так называемого «Каталога кораблей» — подробного перечня ахейских воинских сил, осаждающих Трою, — две строчки, в которых говорилось, что Аякс Теламонид с двенадцатью саламинскими кораблями встал рядом с афинской эскадрой. Человек, прибегший к этой фальсификации текста поэмы, очевидно, хотел таким образом доказать историческую обоснованность афинских претензий на владение островом Саламин в Сароническом заливе. Многие поколения греческих историков, начиная с Геродота и Фукидида, иногда сознательно, иногда бессознательно подражали Гомеру в своем творчестве, а это означает, что преемственная связь историографии с мифологией продолжала сохраняться.

Как древнее, и к тому же священное, предание, миф не нуждался ни в каких доказательствах и подтверждениях. В то, о чем рассказывали мифы, следовало просто верить, не требуя от рассказчика никакой аргументации. Правда, верующие люди встречали доказательства реальности описываемых в мифах чудесных происшествий буквально на каждом шагу. В любом греческом городе и его окрестностях столетиями сохранялись детали ландшафта, памятники, просто предметы, связанные с различными мифами и как будто подтверждающие их историческую достоверность. Так, на Крите заезжим путешественникам обычно показывали знаменитую Идейскую пещеру, в которой родился сам владыка богов Зевс. В окрестностях Лерны (к югу от Коринфа) они могли увидеть ограду из камней, которой было обнесено место, где властитель подземного мира Аид, согласно мифу, похитил дочь богини Деметры Персефону, а также платан, под которым выросла многоглавая Лернейская гидра, сраженная Гераклом. По всей Греции было разбросано множество могил прославленных и малоизвестных героев. В них также видели свидетельства подлинности мифов, хотя в действительности люди, приносившие умилостивительные жертвы на эти могилы, конечно, не знали, кто в них погребен, поскольку на них не было ни надписей, ни каких-либо других опознавательных знаков.

Конечно, не все греки в равной мере почтительно и благоговейно воспринимали эти подтверждения исторической достоверности мифов. Были среди них и скептики, не склонные доверять, как они считали, досужим домыслам древних поэтов и сказителей. Одним из таких вольнодумцев был поэт и философ Ксенофан Колофонский (VI–V века до н. э.). В своих стихотворениях он дерзко издевался над олимпийскими богами, находя, что старинные поэты — Гомер и Гесиод — изобразили их чересчур похожими на людей:

Все про богов сочинили Гомер с Гесиодом совместно,

Что только срамом слывет и что люди позором считают,

Будто воруют они, совершают и блуд, и обманы.

Ксенофан утверждал даже, что люди вообще создают богов по собственному образу и подобию и что, будь у животных — быков, львов, коней — способность к рисованию или ваянию, они тоже изобразили бы своих богов в виде таких же существ, как и они сами. В VI–V веках до н. э. — в эпоху великого интеллектуального переворота, заложившего основы древнегреческой науки, — в Греции все шире начинает распространяться убеждение в том, что любое утверждение, кем бы и при каких обстоятельствах оно ни было высказано: в судебной тяжбе или политической дискуссии, в споре о природе какого-нибудь необычного естественного явления или же о давнем историческом событии, — все должно быть доказано с помощью умозаключений (силлогизмов), опирающихся на твердо установленные факты. Так родилось великое искусство спора, которое сами греки называли диалектикой и без которого дальнейшее развитие науки было бы вообще невозможно. Уже первые попытки применения системы доказательств, или дедуктивного метода, в математике, астрономии, философии, а также в судебном и политическом красноречии принесли блестящие результаты. Вслед за этим новый метод был перенесен также и в область исторических изысканий, где до сих пор безраздельно господствовала уходящая в глубь веков и уже в силу этого считавшаяся непререкаемой мифологическая традиция.