Поэзия как волшебство - [11]

Теокалли (по-ацтекски Божий дом) – ацтекская пирамида. Звон музыкальных инструментов – имеется в виду умение ацтеков сопровождать танец сразу несколькими разными ударными инструментами. Витцлипохтли (сейчас принятая транскрипция: Уицилопочтли) – ацтекский бог солнца и войны, буквально «колибри юга» (колибри отождествлялась с солнцем, а ее перья – с лучами и боевым оружием). Вероятно, весь эпизод вдохновлен сатирической поэмой Генриха Гейне «Вицли-Пуцли» (еще одна устаревшая транскрипция), например:

Auf des Altars Stufen kauern

Auch die Tempel-Musici,

Paukenschläger, Kuhhornbläser —

Ein Gerassel und Getute —

Ein Gerassel und Getute,

Und es stimmet ein des Chores

Mexikanisches Te-Deum —

Ein Miaulen wie von Katzen.

(На ступенях алтаря присели храмовые музыканты, бьют в литавры, дуют в рога: грохот и шум, и писк в хоре мексиканского Te Deum как мяукание кошек).

Барабаны – щелевые барабаны, или теопнацтли, использовавшиеся и как сигнальные музыкальные инструменты, и как отбивавшие ритм поэзии и танца. У Гейне их образ распался на литавры и сигнальный рожок, у Бальмонта вновь был соединен в образ поэтического ритма как чуткого пророчества и полной готовности к бою. Сиуакоатль – богиня земли и деторождения, местная богиня плодородия, в ацтекском пантеоне ставшая матерью Уицилопочтли. В стихотворении Бальмонта «Женщина-змея» (1908) она «явила белость бытия». Макуильшочитль, или Шочипилли, – букв. «пять цветов» и «источник цветов» – бог весны и охоты. Бальмонт счел их двумя разными богами, перевод последнего как «желтоликое пламя», вероятно, вдохновлен изображениями этого бога с желтым окрасом.

Куэтцальтцин – вероятно, Кетцалькоатль, поскольку именно он близнец и соперник Тецкатлипоки. Имя Тескатлипока значит «огненное зеркало», в это зеркало он видит всю жизнь на земле и поэтому может как порождать, так и уничтожать жизнь. Роковая ночь 30 июня 1520 г. Обычно называется печальной ночью (la noche triste). Огромный барабан из змеиной кожи в храме Уицилопочтли, давший сигнал к бою, – топос беллетристического изложения этого события, у Бальмонта метонимическая аттракция «из кожи исполинских змей».

Появление радуги, низводящей музыку, вероятно, неправильно понятое сообщение о том, что Кортеса приняли за вернувшегося Кетцалькоатля, и в честь него принесли одежды из перьев всех расцветок. Вероятно, здесь вторая метонимическая аттракция: европейцы принесли струнные инструменты, где ацтеки знали только ударные, и они превратили пестроту даров в радугу с ее плавными переходами спектра. У ацтеков, в отличие от майя или перуанских индейцев, по-видимости, не было самостоятельного божества радуги, радуга, скорее всего, считалась эпифеноменом рождения мира. Также это появление радуги явно вдохновлено перьями колибри и восходом солнца, о чем говорится в ниже переведенном Бальмонтом гимне.

Вся стрелометная, быстрая, как клинок, бранная природа древнего Мексиканца змеится в магии слова, когда бог боя поет про себя:

Я Витцтлипохтли, Боец,

Нет никого как я.

Я исторгатель сердец,

Желтоцветна одежда моя,

Из перьев цвета Огня,

Ибо Солнце взошло чрез меня.

Я Витцтлипохтли, Боец,

Как колибри, пронзаю даль.

На мне изумрудный венец,

Из перьев птицы кветцаль,

Венец травяного Огня,

Ибо Солнце взошло чрез меня.

Среди людей Тлаксотлан

Бросает он перья-пожар,

Бросает он зарево ран,

Боец, чей меток удар.

Войну Победитель людей

Несет меж порханий огней.

Наши враги Амантлан,

Собери их, сбери их сюда,

Увидит их вражеский стан,

Как близок к ним враг и беда.

Собери их скорее в их дом,

Чтоб там осветить их огнем.

Нет никого, как я,

Я, Вицтлипохтли, Боец,

Желтоцветна одежда моя,

На мне изумрудный венец,

Цвет колибри, лесов, и Огня,

Ибо Солнце взошло чрез меня.

Любя войну, древний Мексиканец любил охоту. Удача на охоте зависит не только от меткости охотника, но и от его уменья пропеть надлежащее заклинанье. Житель Южной Африки, Бушмен, знает, что зачарование необходимо на охоте, и, чтобы легче добывать страусов, он наполнил стены своих пещер магическими картинами, изображающими этих быстро убегающих птиц. Совершенно подобным образом человек каменного века, древний житель Испании и Южной Франции, магически изображал в пещерах Альтамиры и Дордоньи диких быков, на которых он охотился. Древний Мексиканец влагает соответственную чару в магический заговор, и, слагая «Песнь Облачных Змей», он говорит от лица бога Севера, бога Охоты.

Дордонья – так иногда называлась в путеводителях знаменитая пещера Ласко, как находящаяся в департаменте Дордонь; в Дордоне есть и другие пещеры, интересные как природные объекты.

Из Семи Пещер он возник,

Из Семи тайников теней.

Явил быстроглазый свой лик

В стране Колючих Стеблей.

Из Семи изошел он Пещер,

Чей глубинен туманный размер,

Из Семи изошел он Пещер.

Я сошел, я сошел,

У меня копье с шипом.

Из стеблей колючих сплел

Я копье с острием.

Я сошел, я сошел.

Я сошел, я сошел,

А со мною сеть,

Я ее искусно сплел,

Будет кто-то в сети млеть.

Я сошел, я сошел.

Я хватаю, я схватил,

Я хватаю, я беру.

Из Семи пришел Могил,

И хватаюсь за игру.

Я хватаю, я схватил.

Но в напевностях Мексиканцев, так же как во всей их истории, царит, слишком исключительно, красный цвет. А о красном цвете проникновенное слово сказано Майями. Древние Майи говорили, что в лесной глуши сидит существо, одетое в красное. Оно всегда молчит, и, если путник, сбившись с дороги, спросит его, как выйти из леса, существо, одетое в красное, начинает горько плакать.