Поездом к океану - [28]

А Аня ни за что не поверит, что его визит в ее редакцию – случайность. Ни за что. Никогда. Не бывает таких случайностей. В ушах застучало. Сигаретный дым горечью лег на язык. Этим же языком она еле ворочала, когда заговорила снова, стараясь не подать виду, насколько ей страшно спрашивать:

- В сороковые я хорошо знала одного человека родом из Лиона. Он был офицером французской армии. Его звали Анри Юбер. Каковы шансы, что он ваш родственник?

Ответ, прозвучавший сразу, четкий и спокойный, шансов Аньес не оставил.

- Велики́, - с улыбкой и без обиняков отозвался младший Анри. - Этот человек – мой отец.

[1] Вследствие обострившегося политического противостояния между государствами Варшавского договора и НАТО, вызванного вводом советских войск на территорию Афганистана, некоторые страны объявили бойкот Летним Олимпийским играм в СССР. Участие в них не приняли 65 государств, среди которых были США, Канада, Турция, Республика Корея, Япония, Малайзия, ФРГ, чьи спортсмены традиционно сильны в летних олимпийских видах спорта. Некоторые спортсмены из Великобритании, Франции и Греции приехали на Игры в индивидуальном порядке по разрешению своих олимпийских комитетов, но команды Великобритании и Франции были намного меньше, чем обычно. По этой причине крупнейшей командой Западной Европы стала команда Италии, хотя спортсмены-военнослужащие не приехали и из Италии. На церемонии открытия и закрытия Олимпиады 14 команд шли не под национальными флагами, а под флагом МОК – в их числе так же и Франция.

Часть вторая. Искры в городе огней

Лион, Франция, зима 1948 года

* * *

На Рождество он домой не поспел. Приехал через пару дней, известив письмом тётушку Берту и больше никому не сказавшись. Если бы мог, и ей бы не писал. И праздников не хотел. Хотел, чтобы побыстрее. Обернуться – и снова в Париж. Но не явиться пред очи старой матроны, успешно примерившей роль главы их семейства после смерти папаши Викто́ра, Юбер не посмел. И спорить с ней не посмел, когда она журила его за худобу и беспорядочный образ жизни. И еще за невнимание к себе и своему здоровью. И еще за упорное нежелание взять, наконец, дела в свои руки и дать ей хоть немного покоя, а не добавлять головной боли еще и его злосчастной недвижимостью.

Ему повезло. В этот год, постепенно превращающийся в сыплющуюся, как песок, горсть воспоминаний, обосновавшийся на руинах Юберового гнезда американский десантник умчал за океан безымянную родственницу Берты Кейранн, которая, скорее всего, им никакая и не родственница. Но у них это было семейное. Всех подбирали и принимали в «свои». Те времена абсолютного детского счастья и безмятежности сейчас, ему казалось, всего-то однажды приснились, а он принял их за действительность.

Но глядя в куриные желтоватые глаза неунывающей тетки, которая дважды вытаскивала из петли собственную изнасилованную немцами дочь, хлыстала ее тяжелой рукой по щекам и кричала: «Опомнись, дурная!» - Юбер думал, что, может быть, что-то когда-то и было. Счастье, покой, любовь.

- Огорошил так огорошил! – причитала она, суетясь по кухне без остановки. В ее маленьком отеле, где когда-то случилась страшная оргия, сейчас людей хватало, всех еще поди накорми. И Юбера усадили в углу, ужинать, покуда тетушка заправски руководила приготовлением еды для своих постояльцев, которые занимали почти все комнаты. И даже немного верилось, что прежние времена ожили хотя бы здесь.

Потом она оказалась у его стола, подкладывая ему еще рагу в тарелку, хотя он не просил, и вкрадчиво проговорила:

- А может, еще передумаешь? Сам посуди, зачем продавать? Стоит себе и стоит! Мешает, что ли? Так ведь есть куда возвращаться! А то и правда – уйдешь в отставку и будет тебе занятие. А пока жильцов снова найдем, чтоб не ветшало.

- Исключено, - отозвался подполковник Юбер, чуть заметно поморщившись. После дороги ужасно клонило в сон и ныла кое-как затянувшаяся рана. Врачи говорили, ему не встать с больничной койки до Нового года. А он, между тем, прикатил в Лион. И даже считался вполне здоровым, хотя пробитое легкое тому никак не способствовало. В нем так и засел осколок, который вынуть не смогли. Небольшой совсем. В сантиметре от сердца. Потревожить его эскулапы не рискнули – с ним и жить.

- И кто же исключил? Ты? Не навоевался? – снова ринулась в наступление тетушка Берта, уперев руки в пышные бока и не желая ничего слушать. Впрочем, Юбер и не перечил. Аргументы были бы бессильны в любом случае. А он, помимо прочего, еще и слишком устал, чтобы спорить.

В один из дней, проведенных им в госпитале, в перерывах между перевязками, он, чтобы не сойти с ума, строил свою дальнейшую жизнь хотя бы мысленно. Все, что он мог тогда, пытаясь совладать с неподчиняющимся ему более телом, это думать. И он думал очень много, как не приходилось в течение всего его пребывания в Индокитае. Никогда не тяготило его одиночество так, как в то время.

Иногда он вспоминал генеральшу Риво, которая стала его навещать вслед за мужем и приносить ему книги. В Констанце она его не выносила. А здесь – пожалела, не иначе как сына, которого у нее отняли немцы. «Бедный, бедный», - слышал он сквозь сон ее голос, когда она пришла первый раз из чувства долга. Они ведь знакомы. И у него в Париже ни души. Нельзя его оставлять.