Поезд - [45]

– Жду-у-у, – протянул мужичонка. – Мой поезд ушел… От стерва! – воскликнул он и сухо сплюнул в сторону. – Я ж ей говорю: продай хоть стоячее место, в дороге все утрясется. Нет, отвечает, нет мест никаких… А поезд пустым ушел.

– Так и пустым?

– Сам видел. Прибег на перрон, думал – проводнички подберут, не впервой. А их вспугнули – контроль большой ожидается. Мы, говорят, тебя бы взяли, места есть, только рисковать не хотим. Так и уехали, – мужичонка еще раз сплюнул, сопровождая свои действия успокаивающими душу словами, извинился. – Ну а ты кем служишь-то?

– Я? Ну… по хозяйственной части.

– А-а-а, – чему-то разочаровался мужичонка. – Ты вот мне скажи – вроде все мы русские люди, верно? И чего друг на дружку так бычимся?! Что стоило той стерве мне билет продать? Ведь были места. Теперь я должен до утра на подоконнике ошиваться, как кот. Ведь в зале ожидания ступить некуда… Закурить дашь?

– Не курю.

– Тю! Тоже случай послал сотоварища… Думал, начальство какое, заступится. А у тебя и табака не выпросишь… Чего стоишь, иди. Я еще посплю.

Мужичонка пощупал портфель.

– Красивый, – Свиридов повел подбородок в сторону портфеля. Нравился ему этот тип, наверняка сибирского корня мужичонка.

– А то… Премия! Хорошую работу отметили портфелем, – ему пришлась по душе похвала незнакомца. – Еще и грамоту дали… Знатный человек я, вот кто есть.

– Знатный. А подоконник отираете. Мужичонка остренько обернулся. Его загорелое,

привычное к солнышку лицо стянулось от обиды.

– Знатный и есть. Только не сичас. В прошлом месяце. Тогда и портфель вручили, мать его… И в гостиницу определили, и билет обратный. Все было. А сичас я так явился в город, по личной надобности. Но знатный я же остался, верно?

– Верно, – согласился Свиридов. Чем же занимаетесь-то?

– Я-то? Берестянщик я. Штуковины всякие плету, – мужичонка подумал немного: хвастануть, нет? – и щелкнул замком портфеля, пошуровал в его темном брюхе, достал металлическую банку, извлек из нее два берестяных бокала. Один в другом. Кора излучала нежный березовый свет. Прокуренные жесткие пальцы мужичонки казались детскими…

– Красота? – горделиво вопросил он. – За границу отсылают… Все я делаю – табакерки, короба, корзины. Что хочешь! Могу статую сварганить на коне… Только вот билет сделать не могу…Я ей, дуре из шестой кассы, подарить хотел бокал за билет. Раскричалась она: дескать, взятку суешь, сукин сын. Не понимает красоты, курва. Денег чистых, видать, хотела. А денег-то у меня всего что на билет. – Мужичонка подумал немного. – И хорошо, что не взяла берестень. Клял бы себя потом, что в потные ее лапы красоту отдал… Ладно, ступай. Я вздремну малость, – он упрятал в портфель свое добро. – Следующий поезд утром. Если и на него билет не дадут, пойду шуметь в Дом художественных промыслов. Пусть защитят, ежели я для них свой. Знатный я или уже не знатный у них…

– Вот что, любезный, – проговорил Свиридов, – идемте со мной. Может, и смогу вам помочь, раз вы такой знатный.

Мужичонка вскинулся, обмерил долговязую фигуру незнакомца цепким взглядом, но допытываться не стал. Резво соскочил с подоконника, застегнул плащ, вытянул из кармана засаленный кепарь, нахлобучил и был готов.

В вокзальной суете он отставал и боялся, что потеряет незнакомца из виду. И имени не спросил, чтобы окликнуть, если совсем растеряются…

Свиридов остановился у депутатской комнаты, нажал кнопку звонка. Дверь приоткрылась и в проем высунулась голова дежурного в красной парадной фуражке. Свиридов показал удостоверение. Дежурный прочел, охнул и торопливо распахнул дверь. Перепустив мужичонку, Свиридов ступил на вишневый ленивый ковер. Мужичонка приподнялся на мысках своих стоптанных сапог, да так и стоял, пока, одеревенев, не шагнул с ковра в сторону, на сверкающий лаком паркет. Искоса оглядел убранство комнаты: мягкую мебель, горку с чистой посудой, цветы, столик с яркими журналами. Домашняя обстановка, кто бы подумал…

– Вы вот что, – проговорил Свиридов. – Гражданина приютите, пусть отдохнет. Чайком угостите по желанию и всем, что есть. Принесите билет на поезд. И проводите по чести. Он человек знатный, имейте в виду.

Дежурный глубоким кивком отмечал каждое слово и, дождавшись паузы, залепетал, тараща в усердии глаза:

– Слушаюсь, товарищ начальник дороги. Все исполню в лучшем виде.

Свиридов похлопал оробевшего мужичонку по плечу и взглянул на часы. Время еще позволяло. И он направился в кассовый зал…

Шестая касса находилась в центре, у стенда с расписанием поездов, и было неясно, куда тянутся люди: к окошечку кассы или к стенду – хвост стоял длиннющий.

Свиридов подошел к голове очереди.

– Куда, куда?! – заволновались голоса. – Хватит! У всех документы, а мы – стой!

Наблюдающий за порядком доброволец в свитере не удостоил Свиридова взглядом. Уверенным голосом он осадил:

– Ну чего, чего кричите? Не пущу я его. Пусть стоит себе, хоть позеленеет.

– И правильно! – одобрила очередь, теряя к Свиридову интерес.

Свиридов притиснулся к расписанию и, пользуясь высоким ростом, выбрал позицию, с которой довольно широко просматривалась касса.

Кассир – женщина лет сорока, с капризным выражением миловидного лица – сидела, глядя в сторону сонными глазами. Вероятно, она послала запрос и теперь ждала ответа старшего билетного кассира по распределению мест. Очередь благоговейно помалкивала в тайной надежде, что их смирение вызовет снисхождение у важной дамы-кассира. И она сделает соответствующий вывод…