Поэтическое искусство - [27]
Астрат
Конечно, был; один латинский историк так про меня и говорит: «Astrat vixit» — Астрат жил.
Плутон
И это все, что история знает о тебе?
Астрат
Да. И на этом великолепном основании была сочинена трагедия «Астрат», где трагические страсти показаны так искусно, что зрители с начала до конца не перестают хохотать во всю глотку, а я все время плачу, потому что мне не показывают царицу, в которую я страстно влюблен.
Плутон
Ну, отправляйся в галереи, — может быть, там ты найдешь свою царицу. — А кто этот неуклюжий дылда-римлянин, который идет вслед за нашим пламенным вздыхателем?
Осториус
Мое имя — Осториус.
Плутон
Не помню, чтобы мне когда-нибудь встречалось в истории это имя.
Осториус
Однако оно там есть. Аббат Пюр свидетельствует, что он читал обо мне.
Плутон
Нечего сказать, достоверное свидетельство! Но окажи мне, подопечный аббата Пюра, сам-то ты играл какую-нибудь роль на земле? Видел, тебя хоть один человек?
Осториус
Еще бы! Благодаря пьесе этого аббата меня видели даже в Бургундском отеле.
Плутон
Сколько раз?
Осториус
Один.
Плутон
Ну и возвращайся откуда пришел.
Осториус
Но актеры больше меня не хотят!
Плутон
А ты думаешь, что мне ты доставляешь больше удовольствия, чем им? Марш отсюда, да прибавь шагу! Отправляйся в галереи. — Вот еще героиня, которая, кажется, не слишком торопится уйти. Но ей я прощаю; дело не в том, что она не желает мне повиноваться: просто ее доспехи так тяжелы и в ней самой так много веса, что она еле волочит ноги. Кто она?
Диоген
Неужели вы не узнаете Орлеанскую девственницу?
Плутон
Значит, это та доблестная девушка, которая освободила Францию от ига англичан?
Диоген
Она самая.
Плутон
Я нахожу выражение ее лица туповатым и совсем недостойным того, что о ней рассказывают.
Диоген
Она откашливается и подходит к балюстраде. Внимание! Я уверен, что она произнесет речь, и, конечно, в стихах, — только так она сейчас и разговаривает.
Плутон
У нее действительно поэтический дар?
Диоген
Сейчас увидите.
Орлеанская девственница
Плутон
На каком языке она говорит?
Диоген
Что за вопрос! На французском, конечно.
Плутон
Как! Неужели на французском? А мне показалось — не то на бретонском, не то на немецком. Где она научилась такому странному французскому языку?
Диоген
Она лет сорок прожила в пансионе у некоего поэта.
Плутон
Плохо же он ее обучил!
Диоген
А платили ему исправно, и он жил на эти деньги в свое удовольствие.
Плутон
Зря платили! — Скажите, Орлеанская девственница, почему ваша голова так забита всякими мерзкими высокопарными словами? Ведь было время, когда вы думали только о спасении родины и стремились только к славе.
Девственница
Плутон
У меня от нее трещит в ушах!
Девственница
Плутон
О, небо, что за стихи! Едва она начинает их читать, как я чувствую, что у меня вот-вот лопнет голова.
Девственница
Плутон
Опять она читает! Нет, из всех героинь, которые сюда приходили, эта девственница самая невыносимая! Вот уж кто не внушает нежности! Все в ней дышит черствостью, сухостью; она скорее способна заморозить человека, чем пробудить в нем любовь.
Диоген
Однако пробудила ее в отважном Дюнуа.
Плутон
Она пробудила любовь в сердце Дюнуа?
Диоген
Конечно.
Весь вопрос в том, какая это любовь. Дюнуа так говорит о ней в поэме, посвященной этой удивительной деве:
Как хорошо здесь выражена страсть! И слова «жертва кроткая» так уместны в устах воинственного Дюнуа!
Плутон
Ну еще бы! После таких стихов сия добродетельная воительница может с полной безопасностью внушать любовь всем героям, которые только что отправились в галереи: я не боюсь, что это чувство слишком их разнежит. А теперь пусть она убирается: мне страшно, как бы она снова не начала читать стихи, а я уже не в силах их слушать. Ну вот, ушла. Кажется, здесь больше не осталось ни одного героя. Впрочем, я ошибся: за этой дверью кто-то стоит. Очевидно, он не слышал, что я приказал всем уйти! Ты знаешь его, Диоген?
Диоген
Это Фарамунд, первый французский король.
Плутон
Не могу разобрать, что он бормочет.
Фарамунд
Вы знаете, божественная Розамунда, что я полюбил вас, еще не дождавшись счастья познакомиться с вами, и что описания ваших прелестей, сделанного одним из моих соперников, оказалось достаточным для того, чтобы я безумно вами увлекся.
Наталья Алексеевна Решетовская — первая жена Нобелевского лауреата А. И. Солженицына, член Союза писателей России, автор пяти мемуарных книг. Шестая книга писательницы также связана с именем человека, для которого она всю свою жизнь была и самым страстным защитником, и самым непримиримым оппонентом. Но, увы, книге с подзаголовком «Моя прижизненная реабилитация» суждено было предстать перед читателями лишь после смерти ее автора… Книга раскрывает мало кому известные до сих пор факты взаимоотношений автора с Агентством печати «Новости», с выходом в издательстве АПН (1975 г.) ее первой книги и ее шествием по многим зарубежным странам.
«Вечный изгнанник», «самый знаменитый тунеядец», «поэт без пьедестала» — за 25 лет после смерти Бродского о нем и его творчестве сказано так много, что и добавить нечего. И вот — появление такой «тарантиновской» книжки, написанной автором следующего поколения. Новая книга Вадима Месяца «Дядя Джо. Роман с Бродским» раскрывает неизвестные страницы из жизни Нобелевского лауреата, намекает на то, что реальность могла быть совершенно иной. Несмотря на авантюрность и даже фантастичность сюжета, роман — автобиографичен.
История всемирной литературы — многотомное издание, подготовленное Институтом мировой литературы им. А. М. Горького и рассматривающее развитие литератур народов мира с эпохи древности до начала XX века. Том V посвящен литературе XVIII в.
Опираясь на идеи структурализма и русской формальной школы, автор анализирует классическую фантастическую литературу от сказок Перро и первых европейских адаптаций «Тысячи и одной ночи» до новелл Гофмана и Эдгара По (не затрагивая т. наз. орудийное чудесное, т. е. научную фантастику) и выводит в итоге сущностную характеристику фантастики как жанра: «…она представляет собой квинтэссенцию всякой литературы, ибо в ней свойственное всей литературе оспаривание границы между реальным и ирреальным происходит совершенно эксплицитно и оказывается в центре внимания».
Главное управление по охране государственных тайн в печати при Совете Министров СССР (Главлит СССР). С выходом в свет настоящего Перечня утрачивает силу «Перечень сведений, запрещенных к опубликованию в районных, городских, многотиражных газетах, передачах по радио и телевидении» 1977 года.
Эта книга – вторая часть двухтомника, посвященного русской литературе двадцатого века. Каждая глава – страница истории глазами писателей и поэтов, ставших свидетелями главных событий эпохи, в которой им довелось жить и творить. Во второй том вошли лекции о произведениях таких выдающихся личностей, как Пикуль, Булгаков, Шаламов, Искандер, Айтматов, Евтушенко и другие. Дмитрий Быков будто возвращает нас в тот год, в котором была создана та или иная книга. Книга создана по мотивам популярной программы «Сто лекций с Дмитрием Быковым».