Поэтический форум. Том 1 - [30]

Умер бы отец молодым.

Шаги

По-птичьи раскинув руки,

Скрюченными пальцами цепляясь за воздух,

Старуха идёт по мокрому асфальту,

Едва передвигая ноги

В незашнурованных ботинках,

Осторожно ощупывая землю

Перед каждым шагом, перед каждым.

Кажется,

Что она учится ходить

Заново,

Будто сморщенный младенец.

Ничего не зная о жизни после смерти,

Она досыта хлебнула науки

Существования на земле.

И теперь учится осторожно ступать

В иных мирах,

В которых

Она ходить пока не умеет.

Не умеет.

Её руки,

Её старческие руки

Ещё не превратились в юные крылья,

Но скоро,

Безысходно скоро,

Когда кровь на границе времён

Потечёт вспять,

Сделав тело прозрачным,

А душу – вольной,

Она полетит.

Полетит.

А пока

Так тихи её робкие шаги

По земле,

Которую суждено покинуть!

Тогда разгладятся морщины скорби,

И она выпорхнет птицей

В небо вечности

Из своего тела, —

Сделав шаг

Из клетки своих страданий,

Сделав шаг.

Старуха учится ходить…

Мне все твердят (шуточное королевское рондо)

Игорю

Мне все твердят: «Поэту – веры нет,

Вновь попадёт под хвост ему шлея!

Немало женщин стонут много лет…»

Мне жаль, конечно, но они – не я!

С другими, может статься, без вранья

Не обходился милый мой эстет.

Взмывали слухи стаей воронья.

Мне все твердят – поэту веры нет!

Но что нам наставительный запрет?

Не слушаем его ни он, ни я.

А все твердят: «Пройдёт лишь пара лет,

Вновь попадёт под хвост ему шлея!

К тому же, не имеющий жилья,

Неисправимо-вечный сердцеед,

Когда напьётся, то – свиньёй свинья —

Немало женщин стонут много лет…»

О бывших жёнах слыша добрый бред,

Задумавшись, отвечу не шутя:

«Таких, как я, на белом свете нет!

Мне жаль, конечно, но они – не я!

В чудачествах – мы кровная родня.

Я знаю всё. Спасибо за совет!

Но если рядом он – на мне броня,

Моей душе защиты крепче нет!»

Мне все твердят…

Людмила НОВИКОВА

Уже не слышно ранних петухов

Уже не слышно ранних петухов,

Как через сито, в окна утро льётся.

И пятнами поверх половиков

Уютно дремлют маленькие солнца.

И куры мирно квохчут во дворе,

Колодезной цепи гремят колечки.

А бабушка, проснувшись на заре,

Колдует тихо возле русской печки.

И манит аппетитный аромат,

И видно через щель: за переборкой

На противне, что подцепил ухват,

Пирог сметанный с порыжевшей коркой.

Ах, сколько было в детстве этих утр,

Когда блины и в чугунке – картошка,

Под лавкой пёс, что ласков был и мудр,

И на веранде – дремлющая кошка.

В родительском доме

Слишком долгим казался сон —

Фото мамы, чёрная полоска…

Папа…

                 И один старался он

Сохранить следы былого лоска.

Прожит год, а кажется —

                                        века…

И души моей почти не ранит,

Что чужая женская рука

Поливает мамины герани…

Ягоды

Испугалась и рассыпала

Ягод целый кузовок.

Ты зачем дорогу выпытал

В заповедный уголок?

За кустом – рубашка синенька,

Напугал – имей в виду:

Из заветного малинника

Я без ягод не уйду.

Снова полная корзиночка

Перевязана платком.

Ох и узкая тропиночка —

Не пройти по ней рядком.

Перекаты трав некошеных —

На ромашковом лугу,

Без попутчиков непрошеных

До деревни добегу.

Простывает в бане каменка,

И обеду вышел срок.

Знать, уже готовит маменька

Мне берёзовый пруток.

Такая тоненькая нить

Такая тоненькая нить

Соединяет наши души,

Что трудно взглядом уловить

И в полной тишине подслушать.

И всех примет не перечесть,

И сердце к сердцу так и рвётся,

И между нами что-то есть,

Хоть и любовью не зовётся.

Взяла его за пуговку

Взяла его за пуговку,

А он меня – за талию.

Ему со мной – в Калугу бы,

А мне бы с ним – в Италию.

А может, даже в Грецию —

Забыть дела житейские.

Сбежала бы погреться я

На пляжи на Эгейские.

Пройтись по лавкам модненьким —

Мечта моя несбыточна,

Ведь я за ним, за родненьким,

Как за иголкой – ниточка.

Покажутся неважными

Любви любые тернии,

Когда мигнут ромашки нам

Родной его губернии.

В однокомнатной тишине

Н.П. Юдиной

В однокомнатной тишине

И в уюте простых диванчиков,

Улыбаясь, нальёте мне

Чашку чая из одуванчиков.

После трудных своих недель

Отогреюсь у Вас немножко.

За окном мельтешит метель,

Снег бросая в кормушку…

                                Крошки

Вы из доброй своей ладошки

Птицам сыплете каждый день…

Галина ОБОЛЕНСКАЯ

Моё тепло

Как наше время медленно текло…

Но сколько нам ни дай – всё мало!

Ещё в твоих руках моё тепло

Голубкой сонной ворковало.

Вода в заливе – чёрное стекло,

По трапу поднимаешься устало.

Уже из рук твоих моё тепло

Ночь потихоньку воровала.

Париж

Париж – мой бред,

                           моя химера.

Где та шкала, а может, мера,

Которой исчисляют страсть?

И что же это за напасть —

Мне жить за тридевять земель,

Судьбою брошенной в метель?!

Булонский лес,

                      квартал Латинский…

Меня предупреждал Лозинский:

– Седой Париж манит и губит,

Давно он никого не любит,

Потерян счёт сердцам разбитым,

И соблазнённым, и забытым.

Мне всё равно!

                         Пускай погубит.

Я знаю, он погряз в грехах,

Но, верю, прежде приголубит,

Как стайки птиц на площадях.

Стрекоза

Мы брели по скошенному лугу,

Волны сена так манили нас…

Соблазнил меня, свою подругу,

Лечь позагорать в полдневный час.

Пахло свежескошенное сено

Мёдом, клевером, полынь-травой.

Голову мне запрокинув смело,

Не ответил на вопрос немой…

Ах, к чему вопросы и ответы,

Ласки бред и поцелуев хмель!

Ах, к чему запреты и заветы,