Поэма Генриха Гейне «Атта Троль» - [2]

Иначе складывались отношения Гейне с молодыми немецкими поэтами либерального направления. Если при всем отчуждении от Берне и неприятии его взглядов Гейне не мог не ощущать их масштаба и значительности, то в политической поэзии на рубеже 30-х и 40-х годов его раздражала наивность политических иллюзий, абстрактность лозунгов и фразеологии. Это отчетливо выступает в "Современных стихотворениях", написанных в 1841 — 1844 гг., то есть параллельно с работой над "Атта Тролем". В стихотворении "Тенденция" (1842) Гейне обращается к немецкому "барду" с ироническим призывом:

Пой, труби, звеня тревожно,

Гнев к тиранам пей до дна,

Лишь таким и стань поэтом,

А в стихах держись при этом

Общих мест — насколько можно!

(Пер. Вс. Рождественского).

В первом из ряда стихотворений, обращенных к Георгу Гервегу (1841), Гейне пишет:

Железный жаворонок, Гервег,

Ты так высоко залетел в небеса,

Что нашей земной не видишь хмури,

И только в твоей стихотворной дури

Весна уже творит чудеса!

(Пер. Л. Пеньковского).

Патетические разглагольствования о свободе, риторический пафос, в котором растворялось и исчезало сколько-нибудь серьезное содержание, получил свое пародийное воплощение в монологах "медведя идеи", а их истинная оценка — в исполненных горечи словах предисловия к "Атта Тролю", написанных четыре года спустя, в 1846 г.: "А безупречные борцы за правду и свет, винившие меня в недостатке стойкости и раболепстве, тем временем в полной безопасности передвигаются по родной земле как щедро оплачиваемые государственные служащие, или сановники различных корпораций, или завсегдатаи клуба…".

Итак, "Атта Троль" создавался в атмосфере борьбы и идейного размежевания со вчерашними союзниками. Внешним толчком к этому размежеванию послужила бурная реакция на книгу Гейне "Людвиг Берне", вышедшую в 1840 г., через три года после смерти Берне. Наряду с принципиальной полемикой она содержала и личные выпады, вызвавшие недовольство среди писателей, считавших себя последователями и единомышленниками Берне. Они обрушились на Гейне с обвинениями в отступничестве, в измене делу свободы и демократии, в аристократическом "эстетизме". ("Атта Троль" явился полемическим ответом на эти обвинения, а "Германия. Зимняя сказка" и "Современные стихотворения" еще раз подтвердили со всей очевидностью истинное политическое кредо их автора.

x x x

Обоюдоострая направленность поэмы Гейне закономерно ставит перед нами вопрос — как можно было объединить в одном сатирическом образе столь разные идейные течения? Ибо два объекта сатиры присутствуют в поэме не обособленно, а слитые воедино в образе ее четвероногого героя.

В предисловии и в программных строфах третьей главы Гейне дает ключ к этому объединению: музы как "маркитантки свободы" и "прачки христианско-германского национального духа", Пегас как "ломовая лошадь добродетели мещанской" и "скакун партийных стычек, ржущий, топоча копытом" — воплощают принцип утилитарной поэзии, ограниченный прагматизм, в одинаковой степени свойственный мелкобуржуазным либералам и воинствующим реакционерам. Насколько важна была для Гейне полемика с этим плоским прагматизмом, явствует из тех переделок, которым подверглась первая строфа третьей главы, представляющая собой открытый вызов узкотенденциозной поэзии:

Сновиденье летней ночи,

Песнь моя не знает цели,

Как любовь; как жизнь людская,

Как творец с его твореньем.

В окончательной редакции она звучит почти как автоцитата: упоминая в "Романтической школе" (кн. 1) о критике, которой подвергся в последние годы своей жизни Гете, Гейне приводил в качестве контраргумента слова "гетеанцев", что "укрепление нравственности, которого требуют от произведений Гете, ни в коем случае не является целью искусства, ибо искусство не имеет никаких целей, подобно самому мирозданью, в которое лишь человеческая мысль вкладывает понятие "цель и средство".

"Бесцельность" поэзии, которую Гейне обосновывает в дальнейшем ходе рассуждения относительностью и изменчивостью нравственных истин, предстает в цитированной выше строфе "Атта Троля" в одном ряду с такими исполненными глубокого смысла понятиями, как любовь, человеческая жизнь и мироздание. Эта окончательная редакция, опирающаяся на более развернутое рассуждение в "Романтической школе", ясно свидетельствует о том, что полемика с "тенденциозной" поэзией как либерального, так и консервативного толка отнюдь не означала для Гейне перехода на позиции "чистого" искусства, как их сформулировал впоследствии парижский друг Гейне поэт Теофиль Готье. Сам Гейне недвусмысленно выразил это в предисловии к "Атта Тролю": "… именно потому, что эти идеи неизменно предстают поэту в прекрасной чистоте и величии, неукротимый хохот охватывает его, когда он видит, как бестолково, грубо и пошло понимают их узколобые современники".

С этой же проблемой связана и пресловутая антитеза "таланта и характера", которая вновь приводит нас к Гете. Антитеза эта, впервые прозвучавшая в "Торквато Тассо", имела для драмы Гете структурно-организующее значение: противопоставление поэта Тассо ("таланта") и государственного деятеля Антонио ("характера") отражало трагическую внутреннюю раздвоенность самого Гете в первые десятилетия его веймарской жизни. Преодоление этой противоположности ценой самоограничения в обеих сферах, утверждение внутренней цельности и гармонии ценой "индифферентизма", о котором говорит Гейне в "Романтической школе", было яростно отвергнуто поколением 1820-х годов, прежде всего теми, кто не мог простить Гете его сдержанной позиции в эпоху национального подъема и борьбы против Наполеона. Об этом достаточно ясно сказал сам Гете в разговоре с Эккерманом (14 марта 1830 г.): "Я прекрасно знаю: для многих я как бельмо на глазу, и они охотно избавились бы от меня, а так как теперь уже нельзя нападать на мой талант, они нападают на мой характер".