Поединок с собой - [56]

– Видите ли, я старый чудак, – заговорил он наконец. – Я так смотрю на эти вещи: если уж ты выбрал себе жену или мужа, то не бросай их, по крайней мере, в беде. Подожди, пока человек выкарабкается…

– Луиза думает так же… – смущенно сказал Раймон.

– Я знаю. А вы? – Пейронель впервые поглядел на него. – Какого вы мнения по этому поводу?

– При всех условиях воля Луизы для меня закон. – Раймон вовсе не был уверен, что именно так надо отвечать.

Пейронель засопел и стал разглядывать свой ноготь. Вошла Катрин, доложила, что все уже собрались на совещание. Пейронель, кряхтя, поднялся.

– Неудачно вы пришли… ну-ну, я понимаю, что вам трудно вырваться. Поговорим в другой раз, ничего…

Он подошел к Раймону, взял его за плечи, повернул лицом к свету; Раймон увидел прямо перед собой выпуклые глаза с желтоватыми белками в густой сети кровянистых жилок. Глаза были печальными и мудрыми – Раймон никогда не видел в них такого выражения. Ему стало не по себе.

– А вы-то любите ее? – Пейронель продолжал глядеть Раймону прямо в глаза. – Ну, по совести?

– По совести… не знаю! – выпалил вдруг Раймон.

Он сейчас же испугался своей откровенности. Но Пейронель вздохнул с облегчением, и лицо его немного прояснилось.

– Ну, вы, по крайней мере, не врете, – сказал он.

Профессор Лоран осторожно приподнял край бинта на лбу Франсуа, у границы волос.

– Приживление, кажется, идет нормально, – сказал он. – Можно снимать бинты. Дальше обойдемся одним Бисти-3. Глаза пока не разбинтовывать. Раньше надо будет задернуть темные шторы.

Он опустился в кресло, тяжело дыша. Мишель взял его за руку.

– Раньше я сделаю вам укол, – произнес он с неудовольствием. – Вы никак не можете оправиться после операции. Еще бы, три часа на ногах, такая напряженная работа в вашем состоянии.

– Мишель, ты начинаешь ворчать, как старая нянька, – слабым голосом сказал профессор Лоран. – Дюкло сделает мне укол, а ты займись Франсуа.

Сквозь плотно задернутые темно-зеленые шторы струился неясный, сумеречный свет. На глазах Франсуа еще белела повязка, но лицо и шея были разбинтованы.

– Франсуа, попробуй говорить, – сказал профессор Лоран. – Как ты себя чувствуешь?

Горло Франсуа напряженно задвигалось, губы открылись.

– Хо-ро-шо, – сказал он запинаясь. – Хо-ро-шо. Я рад, что могу го-во-рить.

Голос у него был чуть глуховатый, приятного низкого тембра.

– Пока довольно, молчи, – сказал профессор Лоран. – Сейчас мы проверим, как у тебя с глазами. Мишель, сними повязку. Видишь что-нибудь, Франсуа? Глаза не болят?

– Вижу все, – медленно проговорил Франсуа. – Так же, как раньше. Глаза не болят.

– Дюкло, включите за моей ширмой лампу. Теперь как, Франсуа? Почему ты жмуришься?

– Ни-чего, я уже привык. Все хорошо. Спа-сибо. Я очень рад! – Он улыбнулся.

– Тебе не больно улыбаться?

– Немного больно.

– Не двигай мускулами лица. Старайся сегодня больше не разговаривать. Будешь лежать до завтра. Глаза мы тебе опять завяжем. Завтра все будет уже в порядке.

– Я хочу посмотреть свое лицо, – сказал Франсуа. – Пожалуйста.

– Лучше бы завтра… Впрочем, дайте ему зеркало, Дюкло.

Франсуа долго рассматривал свое лицо в тусклом свете лампочки из-за ширмы. Лицо было смуглое, с крупными, правильными, чуть грубоватыми чертами.

– Это хорошее лицо. Спасибо. – Он отдал зеркало Альберу и лег, подставив голову ловким рукам Мишеля.

Профессор Лоран тяжело опустился в кресло. Он задыхался.

– Что с вами? – Альбер тревожно глядел на него.

– Ничего. Теперь уже скоро, – тихо сказал профессор Лоран, силясь улыбнуться. – Через неделю можно будет демонстрировать Мишеля и Франсуа. Потом я лягу в клинику… если вы обещаете… – Он вдруг замолчал и начал неловко сползать набок, полулежа в кресле.

– Мишель! – вскрикнул Альбер.

Мишель быстро подошел, взглянул на профессора и кинулся за шприцем.

Профессор Лоран вскоре открыл глаза, но был слишком слаб, чтоб говорить. Мишель и Альбер перенесли его на кушетку, укрыли пледом. Альбер отдернул темные шторы, в окно хлынул веселый солнечный свет, и стало страшно смотреть на лицо профессора Лорана – синее, осунувшееся, с запавшими глазами.

– Что с ним, Мишель? – шепотом спросил Альбер, подойдя к столику, где Мишель снова кипятил шприц.

По белому, безжизненно правильному лицу Мишеля скользнула горькая гримаса.

– Я ведь предупреждал профессора. – Мишель покачал головой. – Эта операция была ему не по силам. Он не должен был…

– Что же теперь делать? – прервал его Альбер. – Вы сможете хотя бы вывести его из этого состояния?

– Постараюсь, – сказал Мишель, наполняя шприц.

– А может, вызвать врача? – спросил Альбер. – Профессора можно снести вниз, там его и осмотрят.

– Запрещаю, – тихо, но внятно проговорил профессор Лоран. – Категорически запрещаю, слышите?

Альбер в отчаянии развел руками. Мишель, держа шприц, неодобрительно глядел на профессора.

– Вы напрасно отказываетесь, – сказал он. – Возможно, существуют другие, более эффективные методы лечения, которых я не знаю. Наконец, консилиум…

– Консилиум? С тобой? – бледно усмехнулся профессор Лоран.

Альбер с изумлением увидел, что Мишель вздрогнул и прикусил губы. Похоже было, что слова профессора задели его. Однако Мишель ничего не сказал. Он молча проделал вливание и ушел к своему столику.