Поединок с собой - [24]

– Это Норберт Винер? – спросил профессор Лоран. – Ну да, я так и думал. Но у него в мозгу так прочно застряла идея о неизбежности тепловой смерти Вселенной, что я удивляюсь, как это он еще занимается социальными проблемами.

– Он считает, что даже на тонущем корабле надо сохранять порядочность и человеческое достоинство. Вероятно, поэтому.

– Но ведь вы тоже, по сути дела, думаете, что наш мир – это мир Хиросимы и крематориев.

– Нет, я так не думаю. Да и что такое «мир Хиросимы»? Хиросима искалечена, но жива, и люди, борясь против войны, вспоминают именно о Хиросиме. Нет, я не разделяю пессимизма Винера ни в прогнозах насчет будущего Вселенной, ни в размышлениях о судьбах человечества. Но это не значит, что вы вправе закрывать глаза на ту яростную борьбу, которая идет сейчас по всему миру, и думать, сидя у себя в лаборатории, что вы живете в счастливой Аркадии.

– Я вижу, вы стали заправским политическим деятелем, Шамфор, – вместо ответа сказал профессор Лоран, поднимаясь. – Благодарю за вашего Сократа и за ваши поучения, достойные современного Сократа. Мне, пожалуй, льстит, что вы обращаетесь ко мне как к случайно заблудившемуся единомышленнику. Но, откровенно говоря, вы ошибаетесь. Война, маки – все это далекое прошлое, тогда я был моложе, проще и на многие вещи смотрел иначе. А сейчас я далек от политики. Да и вообще – это ведь была война против фашистов. Что ж, я и остался противником фашистов. Но Гитлера нет на свете…

– Вот из-за таких, как вы, и появляются на свете Гитлеры! – вскипел Шамфор. – Вы в своих лабораториях создаете могучие силы, а потом равнодушно смотрите, как эти силы используются против человечества, и говорите: «Я далек от политики».

Лоран усмехнулся:

– Да что это с вами, Шамфор? Вас не узнать. Какой накал политических страстей! Значит, вы меня обвиняете в пособничестве Гитлеру? А ведь раньше у вас было нормально развитое чувство юмора…

Шамфор сжал кулаки и с усилием глотнул.

– Ладно, Лоран, – сказал он. – Заказ ваш я выполню.

– Заранее благодарю, – церемонно произнес профессор Лоран.

В лаборатории было тихо. Раймон и Роже читали, Мишель делал какой-то сложный анализ. Солнце светило прямо в окна, на белых шторах четко и зловеще чернели кресты решеток, на зелени линолеума, устилавшего пол, лежали скрещенные узкие полосы. «Светлая, просторная тюремная камера», – вдруг подумал Альбер.

Кажется, профессор Лоран подумал то же самое. На его сером, бескровном лице выразилось отвращение и тоска; он постоял на пороге, обводя взглядом комнату. Роже отложил книгу.

– Пойду приготовлю поесть, – сказал он. – Хорошо, что я вчера набрал продуктов на два дня. А то сидели бы сейчас голодные.

Раймон ушел вслед за ним. Профессор Лоран», волоча ноги, прошел по комнате, тяжело опустился в кресло у окна, откинул голову на спинку.

– Что нужно сделать, профессор? – спросил Альбер.

– Ничего. – Профессор Лоран пошевелился, достал Сиаль-5, проглотил крупинку. – Многовато на сегодня, но что поделаешь, слишком большая нагрузка на сердце и мозг… Мишель, все благополучно?

Мишель впервые повернул голову от своих пробирок:

– Поль просыпался. Он чувствует себя очень плохо. Франсуа еще спит.

– Что с Полем?

– Сердце работает слабо. И потом – у него что-то неладное с психикой. Он словно впервые меня видит и не знает, кто я такой.

– Плохо. Очень плохо. А что Пьер?

– Он очень встревожен. Не отходит от Поля.

– Ладно. Подождем, пока Поль снова проснется. Мишель, даю тебе срочное задание: самым подробным образом запиши все, что помнишь об окружающем. С самого начала, с первых минут. Пусть это будут отрывочные, неясные, неполные впечатления. Пусть ты не все осознал. Все равно – записывай то, что видел, слышал и так далее. Главное – подробность, последовательность, точность. Понятно?

– Понятно, – сказал Мишель, внимательно глядя на профессора. – Хорошо. Я все подробно запишу.

– Начинай это сейчас же.

– Хорошо. – Мишель явно колебался. – А если там будут личные мотивы, не относящиеся к делу?

– Какие личные мотивы? Я ведь прошу тебя записать все, что ты помнишь. Ты лично, с первого дня. Постарайся не путать последовательность восприятии, вот и все.

– Я многое видел и слышал, а понял, что это значит, только потом.

– Ладно. Напиши в скобках: потом я понял – это означает то-то и то-то. А сначала точно запиши: это я увидел, я услышал, я понял в этот момент, в этот день, а не в другой. Мне важно выяснить, как формировалось твое сознание.

Мишель Достал из шкафа пишущую машинку, пачку бумаги, уселся за стол в углу и, немного подумав, начал с удивительной быстротой стучать по клавишам. Профессор Лоран посмотрел на него и вздохнул.

– Все-таки в Мишеле есть какие-то нечеловеческие черты, – сказал он тихо. – И хорошие и плохие. Ни один человек не может в два дня выучиться так быстро печатать. Да, я думаю, и вообще не может. Мишель печатает быстрее самой лучшей машинистки, которую я знал. И не делает ошибок. То есть опечаток. Ошибки у него есть, и иногда очень курьезные: он не понимает многих простых вещей, потому что не жил по-настоящему.

– Профессор, вам надо лечь, мне не нравится, как вы дышите, – тревожно сказал Альбер.