Поединок крысы с мечтой - [47]

Всего в «Книгу Крови» включены тринадцать новелл, и при желании экскурсию можно еще продолжить. Однако и перечисленных сюжетов достаточно, чтобы обозначить предполагаемую аудиторию баркеровских произведений.

Конечно же, основной контингент потребителей подобной прозы не имеет никакого отношения к миру живых. Произведения Баркера, собственно, и написаны с таким расчетом: стать наиболее комфортным чтением для покойных – обитателей склепов, гробов, усыпальниц и моргов. Читательские предпочтения данной аудитории, к сожалению, пока не могут быть четко обозначены экспериментальным путем (потому-то автор «Книги Крови» материализовал прежде всего только одну из версий возможных читательских пристрастий представителей «нижнего мира»). В то же время размеры предполагаемой аудитории столь значительны, что – при попадании в цель – любой тираж может быть «освоен». Проследив за динамикой продажи «Кэдмэновского» десятитысячного тиража, можно, кстати, и выяснить, насколько велика читательская активность потустороннего мира и в какой мере здесь интересны баркеровские описания кровавых пыток, отрубленных конечностей, вывернутых внутренностей, выдавленных глаз и т. п. (мягко говоря, тошнотворные для представителей мира живых). В связи с вышеизложенным автор этих строк рекомендовал бы живым – для чистоты издательского эксперимента – воздержаться от покупки «Книги Крови» и дать возможность приобрести данный том именно тем, кому он в первую очередь предназначается.

1994

Любовь до и после гроба

Питер Страуб. Возвращение в Арден. Львов: Сигма («Мастера остросюжетной мистики»)

Трясясь в прокуренном вагоне, любовь и смерть всегда вдвоем. Это классика, тут ни убавить, ни прибавить. Ученые давно экспериментально установили, что Эрос и Танатос составляют неделимую пару, как братья-разбойники: куда Эрос с луком, туда и Танатос с косой. «Так поражает молния, так поражает финский нож», – написал о любви проницательный Булгаков. Недаром ведь самыми популярными рифмами в русской поэзии всегда считались «любовь – кровь» и «любить – убить» (последняя попала даже в сакральный текст про священнослужителя и жертвенное домашнее животное). Ни одна сказка не заканчивалась просто словами: «Они жили долго и счастливо...» – но всегда «...и умерли в один день». Ромео и Джульетта, как известно, свели счеты с жизнью в пяти минутах от брачного ложа. Отелло, Арбенин, Рогожин и даже плюгавый Карандышев дружно отправляли на тот свет как раз тех, кого обожали. Царица Клеопатра после очередной египетской ночи со вздохом казнила очередного любовника. Самка паука – существо неразумное и литературных канонов не знающее – и та предпочитаетоткусывать голову суженому: красноречивый пример того, как криминал возводится в законы природы.

Понятно, что детективная литература в принципе не может обойтись без неразлучной парочки, Эроса с Танатосом. Пламенные поцелуи непременно сопровождаются летальным исходом того или иного партнера. Если на первой странице книги лишают жизни представителя сильного пола, немедленно вступает в действие бессмертный принцип «шерше ля фам». Стоит сыщикам обнаружить убитую женщину – как в девяноста процентах из ста оказывается, что к смерти причастен не чуждый даме мужчина. Ну а если на каждой странице начинают убивать без разбору то джентльменов, то леди, налицо деятельность существ из потустороннего мира – персонажей мистических триллеров.

Увы: именно с появлением мистико-детективного жанра и его широким распространением привычные приключенческие стереотипы опасно зашатались. Правило № 8 С. С. ван Дайна («В решении заданной тайны надо исключить все сверхъестественные силы и обстоятельства») и так достаточно продолжительное время сохраняло в неприкосновенности жанровый канон. Собственно, и прежде какая-нибудь неслучайная утопленница из романа Буало-Нарсежака могла, добросовестно погибнув, потом все-таки довести до самоубийства мужа-душегуба; однако в последний момент все равно торжествовали законы материалистической диалектики и утопление оказывалось умелой инсценировкой. Теперь же, допустив принципиальную возможность любви не только до, но и после гроба, авторы нарушили стройную иерархию сюжетов. Сколько бы ни искал измученный герой таких произведений материалистическую подоплеку ужасных преступлений – в финале тем не менее ответственность за все убийства брали на себя натуральные, без фокусов-покусов, гости из царства теней.

В романе Питера Страуба «Возвращение в Арден», уже самими издателями отнесенном к «остросюжетной мистике», вышеизложенная фабула романа Буало-Нарсежака воскресает в обрамлении подлинной чертовщины: девушка по имени Алисон, утопленная своими пылкими любовниками в порыве страсти, через двадцатилетие после преступления появляется из пены речной и карает убийц. Страуб, известный нашему читателю прежде всего как соавтор Стивена Кинга («Талисман»), кое-чему научился у великого и ужасного старшего товарища. Арден, куда возвращается главный положительный герой книги, – некий промежуточный пункт между Касл-Роком и Салемс-Лотом; несмотря на то, что в этом городке еще не поселились вампиры, героя окутывает атмосфера скрытой враждебности. Как водится, городок – существо уже почти одушевленное (словно отель в кинговском «Сиянии») – знает о преступлении давно минувших дней, но каждой черепицей своих крыш пытается воспрепятствовать торжеству истины. Потому-то прекрасная утопленница, прежде чем расквитаться на последних страницах со своими убийцами-избранниками, хорошенько прореживает население городка, внося в атмосферу мирного провинциального загнивания запашок кровавой смуты.