Поединок крысы с мечтой - [13]

Шрифт
Интервал

Сэр Найджел Ирвин, бывший шеф Британской секретной разведслужбы, решит остановить опасного маньяка, а заодно вернуть Россию в лоно цивилизации. Тайная операция, хитро спланированная сэром Найджелом, будет поручена бывшему агенту ЦРУ Джейсону Монку и завершится блестящим результатом. Мало того, что злодей Комаров, от нетерпения затеявший путч, окажется низвергнут в Лефортово: в России будет еще и восстановлена монархия (конституционная) во главе с англо-русским принцем романовских кровей...

Такой сценарий предложил читателям мэтр английской беллетристики Фредерик Форсайт в своем новом романе «Икона».

Два года назад, едва «Икона» вышла на английском, журнал «Огонек» перевел по горячим следам несколько занятных фрагментов книги, сопроводив публикацию желчным отзывом экс-шпиона Михаила Любимова: «Я потерял веру в Форсайта. Это уровень наших, пусть они на меня не обижаются, Тополя, Незнанского, Гурского».

Поскольку отрывки из «Иконы» в журнальном варианте смотрелись довольно многообещающе, суровость тирады отставного рыцаря плаща и кинжала нетрудно было счесть следствием амбиций человека, чье пребывание на Британских островах завершилось не без участия коллег форсайтовых персонажей. Однако теперь, когда роман вышел полностью на русском языке в издательстве «АСТ», наш читатель, пожалуй, будет и впрямь разочарован.

Беда, конечно, не в чисто профессиональных упущениях автора по шпионской части, на которые в свое время горестно пенял сильный знаток Любимов. Реальную специфику службы разнокалиберных джеймсбондов (как и их оппонентов из контрразведок) давно уже вытеснила виртуальная реальность, созданная поколениями писателей и кинематографистов: никого не заботит, что у настоящего героя невидимого фронта может не быть суперкомпьютера размером с брикет жевательной резинки или бронированного суперавтомобиля величиной с танк. Гиперболы и литоты шпионской атрибутики заведомо обусловлены и оправданы жанром.

Беда книги не в дежурной «клюкве», без которой со времен «Парка Горького» Мартина Круза Смита не обходится ни один западный триллер из русской жизни. Если напрячь фантазию, можно поверить в существование Кисельного бульвара в Москве, в охрану Патриарха Алексия II, состоящую из одного казака, в действенность рейдов столичной милиции по тылам оргпреступности и во многое другое. Надо – так надо.

Беда «Иконы» и не в конкретном рецепте, который иностранец Форсайт готов немедленно выписать больной российской государственности: финальный въезд аглицкого принца, доставленного в Москву спецрейсом под ликование электората и танковые салюты, выглядит лубочной картинкой – но ничуть не в большей степени, чем пряничное благолепие а-ля Никита Михалков.

Беда романа – в исключительном занудстве, с каковым исполнены и шпионская, и «путчевая», и «царская», и все прочие сюжетные линии. От былой динамики «Дня Шакала» в новой книге не осталось следа. Избрав выигрышную тему (перманентная угроза диктатуры – это праздник, который всегда с нами), автор подсунул читателю вместо триллера шестьсот страниц унылой политграмоты, разбавленной гомеопатическими дозами action. Мало того. Вопреки совету Тютчева романист вздумал не только понять Россию умом, но и арифметически расчислить распорядок действий по вытаскиванию из болота тоталитарного бегемота. Пункт первый – уговорить Патриарха. Пункт второй – уломать милицейского начальника. Пункт третий – убедить видного банкира. Пункт четвертый – урезонить чеченцев. Пункт пятый, шестой, двадцатый... Если британский посланец всем все объяснит, здешние граждане поймут свой стратегический интерес и станут поступать, как должно. Будет гвоздь – подкова не пропадет, подкова не пропадет – лошадь не захромает...

Возможно, на родине Форсайта подобная логическая цепочка вызовет доверие, но мы-то ясно видим главную причину утопичности сценария сэра Найджела (и самого романиста): хоть ты в лепешку расшибись, в нашей кузнице в нужный момент никогда не будет гвоздя.

1999

За что Губенко зарезал Хасбулатова

Мартин Круз Смит. Красная площадь. М.: Новости


В августе 1991 года стало окончательно ясно: Губенко с Хасбулатовым – по разные стороны баррикад. Противостояние могло прекратиться только со смертью одного из двух. Губенко нанес удар первым. Обманув бдительность охранников, проник в сауну, где мирно парился Хасбулатов, заколол его кинжалом и скрылся.

Прервем пересказ этого кровавого эпизода – тем более, что он в произведении отнюдь не главный и не единственный в том же духе. «Красная площадь» Мартина Круза Смита опровергает традицию, по которой каждый следующий роман серии хуже предыдущего. «Красная площадь» сильно выигрывает по сравнению с «Парком Горького» и «Полярной звездой» – и стройностью сюжета, и убедительностью фактуры.

По всей вероятности, автору просто стало стыдно. Два первых романа писались в эпоху, когда вероятность их легальной публикации в нашей стране равнялась нулю. Достаточно было навести самый легкий декорум, включить в интерьер соболей, снега и партбилеты, чтобы американский обыватель поверил, будто действие происходит не в штате Техас, но в Москве и окрестностях. «Красная площадь» писалась уже во времена, когда автору было доподлинно известно, что вся трилогия о сыщике Ренько будет выпущена в стране, о которой, собственно, и идет речь. Будь на месте Смита некто чуть менее щепетильный, он бы проигнорировал такую мелочь: в конце концов, завоевание российского рынка приносит западному творцу покамест чисто символические дивиденды. Однако Смит оказался профессионалом до кончиков ногтей – сумел перестроиться и проработать детали куда более тщательно.


Еще от автора Роман Эмильевич Арбитман
Две тайны советской фантастики

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Со второго взгляда

«Эти заметки были написаны в разные годы, по разным поводам, и к тому моменту, когда удалось собрать их вместе, многое изменилось, и в фантастике, и в жизни — так что в тексты пришлось уже вносить некоторые исправления и дополнения (публицистика, даже литературная, имеет свойство быстро стареть)», — говорит о своей книге Роман Арбитман.


О короткой памяти

«Эти заметки были написаны в разные годы, по разным поводам, и к тому моменту, когда удалось собрать их вместе, многое изменилось, и в фантастике, и в жизни — так что в тексты пришлось уже вносить некоторые исправления и дополнения (публицистика, даже литературная, имеет свойство быстро стареть)», — говорит о своей книге Роман Арбитман.


НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 30

Научно-фантастические произведения сборника объединены темой детства. В нем участвуют как признанные мастера советской фантастики, так и начинающие авторы.Зарубежная фантастика представлена рассказами Филипа Дика, Фрица Лейбера и Стивена Кинга.В разделе «Публицистика» помещена статья Р. Арбитмана «Сквозь призму грядущего…», исследующая тему «Детство как художественный образ» на примерах из научной фантастики.Книга рассчитана на широкий круг читателей. Составитель Виталий Тимофеевич БАБЕНКО.Рецензенты; Г.


Серийные любимцы.105 современных сериалов, на которые не жаль потратить время

Известный критик Роман Арбитман (он же автор детективов Лев Гурский) написал первый в России путеводитель по современным англоязычным сериалам. Среди них не только наиболее популярные телепроекты, но и те, что по разным причинам незаслуженно обойдены вниманием массового зрителя.


Год литераДуры

He хватайтесь, пожалуйста, за красный карандаш: в названии нет опечатки. Равно как и нет здесь издевки над словом «литература». Обычно Роман Арбитман пишет о книжках, но тут, разнообразия ради, решил написать о жизни. Получилось далеко не так весело, как обычно, но все претензии, пожалуйста, к жизни, a не к автору. Он ведь только зеркало: что видит, то и отражает. Злопыхатели, конечно, скажут, что Арбитман — зеркало кривое, и будут отчасти правы. Ну да, немного кривоватое, a что? Идеальной прямизны нет даже в Палате мер и Весов, a уж в нашей Палате № 6 нет ее и подавно.


Рекомендуем почитать
От Феллини до Иньярриту. Сборник кинорецензий

В книге собраны кинорецензии к более, чем шестидесяти фильмам – Бергмана, Феллини, Кустурицы, Джармуша, Финчера, Иньярриту, Ромма, Кончаловского и других известных мастеров кино.


Не отрекшаяся от Дарковера

Статья о творчестве Мэрион Зиммер Брэдли.



Вертинский. Как поет под ногами земля

«Спасибо, господа. Я очень рад, что мы с вами увиделись, потому что судьба Вертинского, как никакая другая судьба, нам напоминает о невозможности и трагической ненужности отъезда. Может быть, это как раз самый горький урок, который он нам преподнес. Как мы знаем, Вертинский ненавидел советскую власть ровно до отъезда и после возвращения. Все остальное время он ее любил. Может быть, это оптимальный модус для поэта: жить здесь и все здесь ненавидеть. Это дает очень сильный лирический разрыв, лирическое напряжение…».


Пастернак. Доктор Живаго великарусскаго языка

«Сегодняшняя наша ситуация довольно сложна: одна лекция о Пастернаке у нас уже была, и второй раз рассказывать про «Доктора…» – не то, чтобы мне было неинтересно, а, наверное, и вам не очень это нужно, поскольку многие лица в зале я узнаю. Следовательно, мы можем поговорить на выбор о нескольких вещах. Так случилось, что большая часть моей жизни прошла в непосредственном общении с текстами Пастернака и в писании книги о нем, и в рассказах о нем, и в преподавании его в школе, поэтому говорить-то я могу, в принципе, о любом его этапе, о любом его периоде – их было несколько и все они очень разные…».


Ильф и Петров

«Ильф и Петров в последнее время ушли из активного читательского обихода, как мне кажется, по двум причинам. Первая – старшему поколению они известны наизусть, а книги, известные наизусть, мы перечитываем неохотно. По этой же причине мы редко перечитываем, например, «Евгения Онегина» во взрослом возрасте – и его содержание от нас совершенно ускользает, потому что понято оно может быть только людьми за двадцать, как и автор. Что касается Ильфа и Петрова, то перечитывать их под новым углом в постсоветской реальности бывает особенно полезно.


Зато мы делали ракеты

Константин Петрович Феоктистов — инженер, конструктор космических кораблей, один из первых космонавтов.Его новая книга — увлекательный рассказ о становлении космонавтики и о людях, чьи имена вписаны в историю освоения космоса. Но главная озабоченность К. П. Феоктистова — насущные проблемы человечества. Своими размышлениями о подходах к решению глобальных задач настоящего и ближайшего будущего делится с читателями автор.


Путин: Логика власти

«Хуберт Зайпель имеет лучший доступ к Путину, чем любой другой западный журналист» («Spiegel»). В этом одно из принципиально важных достоинств книги – она написана на основе многочисленных личных встреч, бесед, совместных поездок Владимира Путина и немецкого тележурналиста. Свою главную задачу Зайпель видел не в том, чтобы создать ещё один «авторский» портрет российского президента, а в том, чтобы максимально точно и полно донести до немецкого читателя подлинные взгляды Владимира Путина и мотивы его решений.


Русское родноверие

Книга посвящена истории русского неоязычества от его зарождения до современности. Анализируются его корни, связанные с нарастанием социальной и межэтнической напряженности в СССР в 1970-1980-е гг.; обсуждается реакция на это радикальных русских националистов, нашедшая выражение в научной фантастике; прослеживаются особенности неоязыческих подходов в политической и религиозной сферах; дается характеристика неоязыческой идеологии и показываются ее проявления в политике, религии и искусстве. Рассматриваются портреты лидеров неоязычества и анализируется их путь к нему.


Памятные записки

В конце 1960-х годов, на пороге своего пятидесятилетия Давид Самойлов (1920–1990) обратился к прозе. Работа над заветной книгой продолжалась до смерти поэта. В «Памятных записках» воспоминания о детстве, отрочестве, юности, годах войны и страшном послевоенном семилетии органично соединились с размышлениями о новейшей истории, путях России и русской интеллигенции, судьбе и назначении литературы в ХХ веке. Среди героев книги «последние гении» (Николай Заболоцкий, Борис Пастернак, Анна Ахматова), старшие современники Самойлова (Мария Петровых, Илья Сельвинский, Леонид Мартынов), его ближайшие друзья-сверстники, погибшие на Великой Отечественной войне (Михаил Кульчицкий, Павел Коган) и выбравшие разные дороги во второй половине века (Борис Слуцкий, Николай Глазков, Сергей Наровчатов)