Поджигатель - [12]

— Мне ничего не надо.

— Я спрошу девочек, может, у кого-то найдутся другие лекарства. Например, солпадеин. Ты его пьешь, дорогая? Или тебе нельзя принимать кодеин?

Мартина считала меня религиозным фанатиком. Наверное, она пришла к такому выводу, потому что я никогда не пью спиртное во время работы — ни на ленче с коллегами, ни на встречах с клиентами в ресторанах. Рождественская вечеринка не была исключением. Я пошла туда, только чтобы не казаться белой вороной. Старательно держалась в тени, пила одну газированную воду и, дождавшись удобного момента, отправилась домой. Моя трезвость не давала Мартине покоя, и она нашла для нее разумное, с ее точки зрения, объяснение. Впрочем, я даже не пыталась ее переубеждать. Пусть думает что хочет — так проще. Но иногда из-за этого мне приходилось вести со своей секретаршей нелепые бесполезные разговоры.

— Мне можно принимать кодеин. То есть сейчас он мне не нужен, но если понадобится, я выпью.

— Ага, значит, выпьешь? Понятно!

Она лукаво прищурилась, будто кодеин был сродни кокаину и мне наконец-то удалось найти лазейку. Видимо, она полагала, что теперь я смогу провести немало счастливых часов, накачиваясь разрешенными к продаже таблетками.

Я собрала бумаги для совещания.

— Ладно, я пошла. У меня есть все, что нужно, спасибо. — Немного подумав, я добавила: — Если позвонит моя подруга Ребекка — вы, наверное, ее помните, — пожалуйста, спросите у нее номер телефона, по которому ей можно перезвонить.

Взгляд Мартины тут же устремился на фотографию над моим рабочим столом. На этом снимке, сделанном несколько лет назад, мы с Ребеккой изображены вдвоем. Я тоньше, бледнее и еще незаметнее, чем сейчас. Ребекка же в самом расцвете своей юной красоты, пылает как роза и победно кричит, празднуя окончание экзаменов. Я получилась не очень хорошо, потому что смотрела на подругу, а не в объектив, и у меня было встревоженное выражение лица. Но Ребекка, как всегда, искрилась жизнью и весельем. Мне нравится этот снимок. Он напоминает о том, какой она была, когда мы с ней только познакомились. Став старше, Ребекка не утратила красоты, но ее лицо изменилось — стало чуть более утонченным, а глаза, когда я видела ее в последний раз, были печальными… очень печальными.

— Не можешь до нее дозвониться? — сочувственно спросила Мартина.

— Не могу, — призналась я. — Как думаете, что делать?

— Поезжай к ней, — тут же ответила женщина, — постучись в ее дверь. Ты же знаешь, где она живет. Сейчас люди тратят слишком много времени на имейлы, звонки и эсэмэски, им некогда пообщаться с человеком с глазу на глаз.

Разобщенность современной жизни — одна из излюбленных тем Мартины. Я улизнула на совещание, испытывая облегчение и новый прилив решимости. Секретарша впервые подала мне неплохую идею. Я действительно знаю, где живет Ребекка. Более того, у меня есть ключ от ее квартиры.

«Поеду туда сразу после совещания», — сказала я себе и села за стол, чувствуя, как с души постепенно уходит тяжесть, не дававшая мне покоя уже несколько недель.

Всю дорогу от работы до квартиры Ребекки меня не покидало хорошее настроение. По пути я позвонила на домашний номер подруги и уже знала, что скорее всего не застану ее дома, но, открыв ключом дверь и ощутив волну спертого воздуха, невольно передернулась. Мне сразу стало ясно, что квартира пуста. Вопрос в другом: оставила ли Ребекка хоть какую-то зацепку, по которой можно вычислить, куда она делась? И если да, то смогу ли я найти эту зацепку? В прошлом я потратила массу времени, наводя порядок после Ребекки, покрывая ее грехи. Я знала про нее такое, чего больше не знал никто… и чего никто не должен знать. А она знала многое обо мне.

Выйдя из короткого ступора, я закрыла за собой дверь, сняла пальто и приступила к поискам.

Глава 2

МЭЙВ

Наш выход из больницы превратился в кошмар. Репортеры уже пронюхали, что в отделении интенсивной терапии находится подозреваемый, и набросились на нас как свора голодных псов, стоило только боссу появиться из дверей черного хода. С дальней стороны дороги, где за металлическими заграждениями толпились представители прессы, сыпался шквал вопросов:

— Суперинтендант Годли! Идите сюда, сэр!

— Вы его поймали?

— Это правда, что вы арестовали подозреваемого?

Мне удалось благополучно миновать репортеров, не привлекая внимания к своей персоне. Если я и мелькну в ближайших выпусках новостей, то меня заметят только моя мама и ее подруги. Обычно я старалась не смотреть репортажи с моим участием. Растрепанные светло-каштановые волосы, застывшее лицо, сгорбленные плечи — я представляла себя совсем другой, однако именно этот образ неизменно появлялся на экране, если я попадала в объектив телекамеры. В моих ушах звучал мамин голос: «Ох, Мэйв, сколько можно тебе говорить: следи за осанкой!»

Я шла, опустив голову и глядя себе под ноги. Сзади торопливо шагал Роб — я слышала, как его ботинки шлепают по гудрону.

«Как хорошо, — уже не впервые думала я, — что можно остаться в тени».

Звездой шоу был Годли, хоть это здорово его раздражало. Несмотря на высокий чин, он не любил находиться в центре внимания. Его заявления были деловыми, пресс-конференции — краткими и четкими. Если нечего было сказать, он молчал. Зато каждое его слово и каждый поступок становились сенсацией, особенно сейчас, когда интерес к Поджигателю перерос в истерию. Годли часами общался по телефону с редакторами газет и телевизионными боссами, призывая их к благоразумию и ответственности в освещении этого дела. Они вечно путались у нас под ногами, мешая работать. Конечно, общество волновалось. Люди хотели знать все, до мельчайших подробностей. Только стоило ли трубить на весь свет о наших неудачах? Лично я не видела в этом никакой пользы.