Подземный доктор - [14]

– А нас?.. – спросил кто-то шепотом.

– Вас-то сажать не за что, вы – наемные работники. Разве что меня помурыжат за компанию с Лёшей… Но, с другой стороны… От этих деятелей всего можно ждать. – Немного подумав, полковник выдал: – Пишите-ка вы, ребятушки, заявления «по собственному». Лёшкин зам мужик правильный, всё понимает, подпишет без выпендрежа. А с Отделом кадров я договорюсь, чтобы за день управились. И разбегайтесь кто куда. Разумеется, если будет нужно, вас отовсюду достанут, но я постараюсь обрисовать картину так, что вы, по сути, исполняли роль лаборантов и никаких особых секретов не знали. Авось, пронесет.

– А как же вы? – озвучил доктор Подволоцкий висевший у всех на языках вопрос.

– Ну, во-первых, я калач тертый, – усмехнулся начальник лаборатории, – меня без хрена не схарчишь. Во-вторых, я уже пожил – дети-внуки имеются. И посадят, так отсижу. А вы молодые, вам жизни на старте ломать ни к чему. А вообще, я думаю, всё утрясется. Устроят тут для острастки шороху, меня в отставку отправят, а наши наработки заберут в Москву. Там уже от своего имени всё оформят, запатентуют и продолжат работы. Говоря откровенно, мне думается, что весь сыр-бор и разгорелся-то оттого, что их завидки взяли: открытие мирового уровня – а тут какие-то архангельские мужики-лапотники, поморы, мать их ети!..

– Ломоносов тоже архангельский помор, – тихо сказал кто-то.

– Их бы воля – они б и Ломоносова турнули. Да поздно уже…

Тогда и вернулся будущий Подземный Доктор обратно в Великий Устюг. К жене, с которой за два прошедших года виделся лишь трижды: два раза приезжал на Новый год и однажды – на ее день рождения. Сказать, что супруга сильно обрадовалась возвращению Геннадия, было бы приукрашиванием действительности. Но она его приняла – в надежде, видимо, что со временем всё утрясется, вернутся былые чувства, что семья станет по-настоящему семьей, а не формальным штампом в паспорте. Что характерно, Подволоцкий супругу любил – и до своего отъезда в Архангельск, и живя вдали от нее, и вернувшись. Но эта любовь являлась словно вещью в себе – его чувство было для Геннадия Александровича самодостаточным. То, что любимой нужно оказывать хотя бы элементарные знаки внимания, казалось для него несущественным, а если точнее – он об этом просто не задумывался. Вероятно, потому, что на первом месте для него всегда была и оставалась наука.

По возвращении в Устюг доктор Подволоцкий не вернулся в больницу – после архангельской лаборатории эта мысль даже не приходила к нему в голову. Условия и уровни были в принципе несовместимы. Геннадий Александрович продолжил опыты самостоятельно, в пустующем гараже – старенькую «девятку» пришлось продать, чтобы купить хотя бы какое-то оборудование.

Однажды, ровно за неделю до Катастрофы, будущий Подземный Доктор, как обычно, вернулся домой из гаража далеко за полночь. К его удивлению, супруга еще не спала. Мало того, в гостиной был накрыт праздничный стол, романтично освещаемый свечами.

– Что это значит? – не стал скрывать удивления Геннадий Александрович.

– Выбирай сам, – сказала одетая в вечернее платье жена, с умело наложенной на красивое, но холодное, казавшееся совершенно равнодушным лицо косметикой. – Это или день рождения нашей новой, настоящей семьи, или ее поминки. Одно из двух, Гена, без вариантов.

Потом была самая прекрасная ночь в его жизни. Вино, тихая музыка, свечи, обнаженное тело жены – всё сплелось для него в яркий сумасшедший букет… Нет, скорее, в поминальный венок. Наутро он снова на целый день ушел в гараж, а по возвращении увидел возле входной двери сумку и чемодан со своими пожитками.

Будущий Подземный Доктор поселился там же, в гараже. По сути, для него ничего не изменилось – стало лишь больше времени для опытов. О еде он практически забыл, покупая раз в два-три дня буханку хлеба да большую бутыль воды. Долго бы он еще так протянул, неизвестно. Кончились бы последние копейки – и что? Пошел бы по помойкам рыться или на поклон к жене? Скорее, первое. Но не пришлось, стряслась она – Катастрофа.

Тряхнуло внушительно, но гараж устоял. Однако, нужно отдать его владельцу должное, в первую очередь Геннадий Александрович подумал о жене. Он выскочил на улицу, где в серой, пахнущей гарью грязной пелене метались обрывки тряпья, щепки, прочий легкий мусор. Прикрыв лицо ладонями и пригнувшись, борясь с порывами ветра, дующего, казалось, сразу со всех сторон, доктор побрел к своему бывшему дому. Как оказалось, панельная пятиэтажка не устояла – разлом проходил именно по их подъезду. Квартира, в которой он когда-то жил, была погребена под плитами и перегородками вперемешку с остатками мебели и… телами жильцов. Некоторых он даже узнал. Помогать им было уже поздно. Да и не до этого ему сейчас было. Найти жену, откопать, отрыть – вот что было сейчас для него самым главным! Плевать на человеколюбие, к чертям собачьим Клятву Гиппократа, пусть Земля развалится на части – только бы найти жену. Пусть покалеченную, лишь бы живую! С помощью наногеля он вернет ей здоровье и больше никогда-никогда ее не оставит!

Но разгребать руками бетонные блоки мог бы лишь супергерой из детских фильмов. Доктор Подволоцкий таким героем не был. Правда, поначалу он ждал, что примчится команда МЧС, или полиция, или военные, или хоть черт с хвостом и рогами!.. Но не примчался никто. Телефон также был бесполезен, и Геннадий Александрович разбил его вдребезги.