Подземный человек - [17]

Определенно, у меня внутри что-то не в порядке. В этом нет никаких сомнений. Органы, которые всего месяц назад деловито крутились и вертелись, теперь замедлили свои волнообразные движения почти до полной остановки. Но когда горячая вода покрыла мою усыпанную мурашками кожу, отыскав подмышки и замерзшие пальцы ног, я почувствовал, что восстанавливаю, по крайней мере, часть жизненного тепла. Медленно сползая в ванну, пока кончик моей бороды, как некий прибрежный куст, не погрузился в воду, я размышлял, каким это образом люди могли сколько-нибудь расслабиться до изобретения горячей воды. (Должно быть, в преклонном возрасте Наполеон не вылезал из нее. А минойцев, как я слышал, часто хоронили в ваннах — так они их обожали.)

Как я уже сказал, Клемент — Банных Дел Мастер и любит придавать каждой ванне уникальный характер — обычно посредством особого сочетания глубины и температуры, а также других, не так легко определяемых качеств, — чтобы удовлетворить мои наиболее серьезные, по его разумению, потребности. Со мной по этому вопросу он никогда не советуется; я целиком предоставляю все ему. Но когда время ванны на подходе, иногда я чувствую, как его большие карие глаза осматривают меня, пока он делает расчеты.

Сегодняшняя ванна была горячей, глубокой и пенистой. Голова моя возлежала в высоком воротнике пузырьков. Коленные чашечки оставались на дюйм или два над водой и вскоре стали единственной частью тела, которая не была замечательно красной, как рак. Моя грудная клетка напоминает стиральную доску, и, когда она вздымалась и опускалась, вода в ванне накатывалась и отступала, подобно частым приливам и отливам. Лежа там, я размышлял, не является ли на самом деле великое движение океанов мира туда-сюда следствием раздувания и сжимания континентов, а не странной связью между морем и далекой луной. Это была праздная теория, к которой я возвращался каждую неделю, и через минуту она развеялась, как и все сопутствующие ей мысли.

То была одна из самых глубоких ванн Клемента, и вода доходила почти до верхнего слива под массивными медными кранами. Погрузившись глубже в пену, я поднял небольшую волну, которая на мгновение закрыла круглую сетку слива, прежде чем вернуться. Затем, когда поверхность постепенно успокоилась, я услышал явственное бульканье воды, мчащейся к свободе вниз по трубе.

Где-то надо мной я слышал отдаленный скрип и сопение бака с горячей водой, восстанавливающего силы. Минутой позже поворот крана где-то еще в доме — возможно, на кухне — запустил вверх-вниз по трубам новую серию завываний и вздохов. Я слушал со всем возможным вниманием, ловя все менее различимые звуки, пока, наконец, не стал казаться себе дирижером, который руководит оркестром, чьи концерты состоят лишь из водяных свистков и стонов. Я лежал там, мысленно созерцая все трубы в доме — спрятанные под половыми досками, извивающиеся в стенах, — и обнаружил, что они странным образом подбадривают меня. Я думал о фонтанах в саду и их собственных маленьких системах водоснабжения. Я думал обо всех желобах, о милях канализации. О бурном сливе ватерклозета. И на минуту я почувствовал, что, просто лежа там, в теплой воде ванны, я — часть сложной кровеносной системы дома, который, несмотря на целый ряд кряхтений и содроганий, продолжал превосходно функционировать.

Я все еще лежал в этом счастливом оцепенении, когда до меня донеслось «тук-тук-тук», приближавшееся по коридору. Я сразу опознал в этих звуках шаги кого-то любимого и давно покинутого — какого-то старого друга. Эмоции, что дремали долгие годы, всколыхнулись во мне и заполнили меня радостью. Он подходил все ближе, и с каждым его шагом я становился все радостнее. И вот он был прямо перед ванной, у самого входа. С переполненным сердцем я ждал, затаив дыхание, но он почему-то не входил. Лишь настойчиво доносились шаги: тук... тук... тук...

Кажется, я сказал: «Откройте дверь».

Я открыл глаза и смотрел, как шаги медленно преображаются в звук подтекающего крана. Ударяясь о воду, каждая капля издавала звон, пуская круги ряби на поверхности. Я выкарабкался из ванны, все еще одурманенный, и чуть ли не бросился к двери, но, еще не взявшись за ручку, я знал, что никого там не увижу.

Вернулся в ванну и протомился там довольно долго, готовый заплакать оттого, что мне не удалось воссоединиться с обладателем шагов, и в то же время полный любопытства, кому бы они могли принадлежать.

2 ноября

Все утро мы раскатывали по тоннелям, проверяя, чтобы птицы не попали внутрь. Объехали все один за другим, пока я совершено не успокоился. На ланч был превосходный тушеный заяц.

После моего недавнего исчезновения Клемент настоял, чтобы я не забредал слишком далеко от дома, так что сегодня днем я неспешно прогулялся до деревни Нортон, под присмотром дозорного. Навестил мисс Уиттл в Почтовом Отделении, выложил ей все о тушеном зайце. Мы обменивались взглядами на отвары и соусы, пока нас не прервал еще один посетитель, и я опять отправился домой.

Погоду в последнее время сложно назвать мягкой, так что я был с головой укутан шарфами. На мне была пресловутая бобровая шапка и два сюртука, а третий был перекинут через руку, так что я был несколько смущен, когда набрел на двух играющих на пустыре детей, одетых лишь в шорты да фуфайки.