Подземелья Лондона - [78]

Один джентльмен внезапно визгливо захохотал, увидев что-то в газете, затем порвал ее пополам и, уронив на пол — это оказался номер «Таймс», — принялся рыдать. Сент-Ив обратил внимание на женщину лет восьмидесяти, игравшую в кубики на широком библиотечном столе. В опасной близости от ее весьма проворного локтя стояли чайник и чашка. Пожилая леди раз за разом выстраивала кубики как попало, рушила их и, жеманно прикрывая рот ладонью, наблюдала, как они падают и рассыпаются. Устроившийся напротив нее сухопарый старик, облаченный в ухоженную форму армейского офицера, переставлял колонну оловянных солдатиков и миниатюрную пушку по столешнице, свободной рукой удерживая на переносице пенсне.

— Здравствуйте, майор, — приветствовал старика Сент-Ив. — Надеюсь, вы сегодня в добром здравии.

— Майор Джон Инглиш Скарлет Лэнсерз, сэр, — отставной военный свирепо глянул на Сент-Ива. — Шестнадцатый полк, битва при Гуджарате. Были там?

— Я чуть моложе, чем надо, — ответил Сент-Ив. — Но я читал об этом. То был день великой славы.

— И нет им конца — ни славе, ни смерти, — утратив интерес к Сент-Иву, майор, вернувшийся к своей артиллерии, занес руку над пушкой в конной упряжке.

Прочие господа и дамы почти не обратили на Сент-Ива внимания. Так мог бы выглядеть полный чудаков вестибюль приморского отеля. Сент-Ив пересек комнату, следуя за провожатым, который сообщил, что мужчины проживают в южном крыле, а женщины в восточном, а встречаются только в вестибюле и исключительно под надзором. Далее они вступили в южное крыло — перед Сент-Ивом простирался коридор, куда выходило множество комнат. Двери некоторых были открыты, за ними на кроватях или на жестких деревянных стульях сидели люди. Обитатель одной из этих келий здравомыслия, носивший турецкую феску, курил трубку, безостановочно крутя большими пальцами. Откуда-то издалека донесся хриплый вопль, перешедший в громкое рыдание. Когда звук стих, крутивший пальцами человек посмотрел на Сент-Ива и медленно и многозначительно кивнул, хотя понять, что это могло значить, было невозможно.

— Тут позволяют курить в кроватях? — спросил Сент-Ив своего спутника. — Нет ли риска, что белье загорится?

— Они под бдительным надзором, сэр, курить разрешено при открытых дверях, а в более тяжелых случаях так и вовсе нет.

— Тут всегда была лечебница? — поинтересовался Сент-Ив, пока они шли по коридору.

— Нет, сэр. Дом перестроили под больницу после закона о сумасшедших сорок пятого года. Прежняя дурная практика прекратилась, те лечебницы снесли, возникла нужда в более благородных помещениях. Доктор Пиви содержит клинику уже восемь лет, он постоянно работает над улучшением содержания и лечения больных.

Дверь перед ними оказалась заперта. Больше смотреть было не на что.

— Мы дошли до конца, мистер Бродбент, — сказал сотрудник клиники, отвернувшись. — По крайней мере, в этом крыле. Хотите осмотреть кухню?

— А интересно, тут ли доктор Пиви? — спросил Сент-Ив. — Я бы предпочел просто поговорить с ним. Сама больница выглядит более чем подходящей.

— Доктор здесь, и поговорить можно, если только он хорошо себя чувствует, — ответ прозвучал странно. — Мы перейдем к кухне и столовой, с вашего позволения, а я попрошу одного из мойщиков посуды разузнать. Однако доктор Пиви человек занятой. Всегда лучше назначать встречу заранее, сэр.

Снова шагая следом, Сент-Ив сказал:

— Тетя моей жены, тетушка Летиция, которая хорошо известна доктору Пиви, говорила мне, что он может стать доступнее, если упомянуть ее имя…

— Так это для тетушки Летиции, сэр! — воскликнул служитель, не оборачиваясь. Они прошли назад тем же путем и вернулись в вестибюль, и тут все стало стремительно вставать на свои места. Именно там личность представителя лечебницы внезапно — словно солнце пробилось сквозь облака — открылась Сент-Иву. Его звали не Уильям, а Уиллис, Уиллис Пьюл. Когда Сент-Ив последний раз видел Пьюла лет десять назад на Хампстед-хит, тот носился и визжал в маниакальном безумии. В конце того длинного, невероятного вечера Пьюл без сознания лежал в одноколке, полной дохлых карпов, а одноколку гнал куда-то в ночь не кто иной, как доктор Игнасио Нарбондо.

Предчувствие опасности усилилось, и Сент-Ив осознал, что он так и не отправил весточку в «Полжабы». А ведь он попросил Теодосию заверить Элис, что сделает это. И теперь никто в мире не знает, где он.

Они вошли в огромную кухню, где пахло капустой и вареным картофелем.

— Подождите здесь, пожалуйста, — сказал Пьюл и прошел дальше в помещение, где неповоротливый парень трудился над кучей грязных тарелок. Всем своим обликом мойщик напоминал недовольную горную гориллу. Пьюл что-то сказал ему, и парень, искоса глянув на Сент-Ива, исчез в боковой двери.

Вернувшись, Пьюл отчитался:

— Джимми пошел разузнать. Вы скоро получите ответ, — он облокотился на длинный деревянный стол между Сент-Ивом и дверью, ведущей в вестибюль. Поблизости коренастый седеющий мужчина длинным ножом нарезал четверть свиной туши с окороком.

Лицо Пьюла не выдавало никаких его мыслей, и по нему невозможно было судить, узнал он Сент-Ива или нет. Правда, Пьюл солгал насчет своего имени. Неужели то, что этот странный тип в конце концов оказался в этой самой психлечебнице — простое совпадение? Или Нарбондо и Пиви как-то связаны? По крайней мере, они оба осуществляют секретные медицинские эксперименты…