Подземелья Лондона - [115]

Шагая, Клингхаймер размышлял о своих возможных противниках. Женщин можно не считать. Клара слепа, ее легко запугать, а сейчас она еще вдобавок несет его кровь. Ее он подчинит — силой, если понадобится. Другая женщина, какой бы она ни была, не наберется храбрости встать против мужчины с ружьем. Остаются карлик и мальчишка. Мальчишка предприимчив: спрятался от искавших его людей, а затем вырвался из дома. Однако увернуться от пули куда труднее, чем от нерасторопных охранников. Карлик ловко изображал дурака — он просто рожден для сцены! — но соображает неплохо и отлично знает нижний мир. Очень вероятно, что он исчезнет во мраке и никогда больше не появится, потому что никому ничего не должен и не имеет понятия о верности. В этом смысле он опаснее прочих.

А может ли кто-то прийти этим четверым на выручку? Там был человек этой женщины, Ласвелл, — Кракен, выкидывавший нынче вечером фокусы на улице за домом Пиви, явно бешеный. Значит, та крупная женщина, что пряталась в тени, похоже, сама Ласвелл, которую Шедвелл якобы убрал в Айлсфорде. Может, рядом с ней таился и кто-то еще?

Сент-Ив был закреплен в декапитаторе, и Пиви оставалось лишь преодолеть пару футов до выключателя, чтобы отделить голову профессора от его тела. Уиллис Пьюл сторожил Элис Сент-Ив — отличную заложницу. А вооруженный и, главное, готовый пустить оружие в дело Джимми присматривал за всей компанией. Определенно ничего не должно было случиться. И даже если случилось, вряд ли кто-то из вторгшихся в клинику знает о тоннеле или о том, что беглецы спустились в нижний мир.

Клингхаймер унял мечущиеся мысли и заставил себя искать состояние ума, которое позволило бы ему открыть объектив третьего глаза. Он усердно практиковался в этом и достиг определенного уровня мастерства. Вот и сейчас он начал с самого первого шага: ровное дыхание, тщательно воссозданный мысленный образ того, как медленно откидывается на петлях крышка деревянного сундука — того самого сундука, что был у него в детстве, сундука, где он хранил свои детские сокровища. На сундуке были нарисованы зеленые горы с водопадом, бегущим по склону. В синем небе летели птицы. Картинка была тем, во что он верил, терзаясь желанием узнать, где стоят эти горы — где-то в Уэльсе, как сказал ему отец, хотя даже тогда было ясно, что это, скорее всего, ложь. Теперь он понимал, что картинка была просто сентиментальной чушью, но вообразить сундучок ему удавалось мгновенно, просто сфокусировав на нем свой разум.

Он прекрасно сознавал, что идет — чувствовал землю под ногами, слышал шаги спутников, — но его подлинный разум парил во тьме непроницаемой ночи. Бесплотные формы проносились мимо, словно тени птиц и насекомых. Некоторые, как духи, пронизывали его, и он чувствовал мгновенное, особое ощущение экстаза, страха или вожделения. Эти эмоции быстро уносились прочь, поскольку не имели никакого отношения к Жюлю Клингхаймеру.

Когда сущность Клары — благоуханный образ ее ума и памяти — проносилась сквозь него, он мгновенно узнавал ее. Девушка просто не могла скрыться. Клара и он стали единым во плоти. Она уловит, что он рядом, и поймет, что он идет за нею.

Мечты его заглушило внезапное воспоминание о серебряных пчелах, набросившихся на него, когда он соединялся с нею у Пиви. Но это и в самом деле было особенное событие. Ребенком он сбил осиное гнездо, висевшее в амбаре, и не сумел убежать достаточно быстро, чтобы избежать их нападения.

Возможно, серебряные пчелы возникли из того кошмара, который все эти годы пролежал спрятанным в его сознании — фрагмент стертой памяти. Он гадал, была ли Клара в ответе за этот случай — или, что куда опаснее, здесь замешана Сара Райт. Как бы то ни было, он разберется, если это — или нечто похожее — произойдет снова, и будет готов побороть кошмар силой воли, напрягая которую прошлый раз вернулся к реальности.

XXXIX КОММОДОР НАТТ

Финн не смог бы сказать, как долго они шли. Последние десять минут они пересекали наклонное каменное поле со случайно разбросанными монолитами, верхняя часть которого была невидима в нависающей тьме. Длинную лестницу и шум реки они оставили далеко позади.

— Он идет? — спросил Финн Клару.

— Все ближе, — ответила Клара, как и в прошлый раз, когда он задавал тот же вопрос. — Его разум нашел мой совсем недавно, но я его не впустила. Теперь, когда он меня отыскал, я тоже могу легко найти его и надеюсь удержать на расстоянии. Ты не уберешь это куда-нибудь? — попросила она, снимая туфли со свинцовой подошвой и отдавая ему. — Когда я ношу их, они больше мешают, чем помогают.

О причинах спрашивать явно не следовало, и Финн просто молча запихал тяжелые башмаки в мешок Бомонта.

Несколько минут спустя они вышли на ровное плато среди небольших жабьих полей, прорезанных рекой. Их тропа, темная извилистая лента, тянулась мимо светящихся луж, даже славных, не будь этой вони, сейчас особенно усилившейся. Хотя Бомонт объяснил им, куда они направляются, Финн с изумлением увидел в некотором отдалении каменную хижину, построенную рядом с отвесной каменной стеной. Крыша была соломенная, и в двух маленьких окошках виднелся свет фонаря. Обескураженные беглецы мигом остановились, и Бомонт озвучил всеобщее недоумение: