Подземелье ужасов - [5]

После чего оба советчика прибавили ходу, и уверенно пошли в отрыв.

Едва живой от усталости Владик оглянулся, и крик отчаяния сорвался с его пересохших губ.

Зомби настигали его, всей своей несвежей смертоносной массой. Владик увидел их оскаленные пасти, их черные провалы глаз, услышал их жуткое рычание. И в тот же миг он возлюбил жизнь. Еще недавно она была немила ему, представлялась ночным кошмаром, из которого хочется сбежать куда угодно, хоть в посмертное небытие. Но теперь Владик понял, понял с кристальной ясностью – он не хочет умирать. Только не сегодня. А еще лучше – вообще никогда.

Руки сами ухватились за лямки рюкзака, и Владик, поднатужившись, сбросил с себя непосильную ношу. За его спиной грохнуло так, что содрогнулась земля – казалось, на дрогу упал не рюкзак, а тунгусский метеорит. А Владик уже несся вперед, словно на крыльях, чувствуя необычайную легкость во всем теле. Спины его спутников маячили далеко впереди, но расстояние между ними и отставшим программистом постепенно сокращалось. А когда Владик рискнул оглянуться, то с радостью выяснил, что зомби уже прилично отстали от него.

В нем затеплилась робкая надежда, что сегодня он, возможно, не умрет. Не умрет от зубов и когтей чудовищ. Но тут же другая мысль поразила его, будто громом – он бросил рюкзак. Бросил весь запас еды. Что сделает с ним за это изверг из девяностых? А делать он мог такое, что Владик едва не развернулся и не побежал навстречу мертвецам. Потому что даже будучи пожранным ими, он бы легко отделался. Ведь Цента, да за еду…. Господи! Да за еду он бы родному брату горло перегрыз.

Окончательно оторваться от преследователей удалось нескоро. Километра три они пробежали точно, и когда стало ясно, что мертвецы больше не преследуют их, без сил попадали на обочину. Цент чувствовал себя сосиской, которую сунули в микроволновку и всклочили таймер на три часа. Рядом, раскинув руки, лежала Машка, и жадно глотала широко раскрытым ртом горячий летний воздух.

– Сейчас Владик подтянется, – прохрипел Цент. – У него в рюкзаке пиво. Боже! Полцарства за глоток какой угодно жидкости.

Он услышал звук шагов, и понял – программист нагнал их. Не открывая глаз, Цент потребовал:

– Владик! Пива! Скорее!

Странно, но приказ почему-то не был исполнен.

– Владик! – повторил Цент. – Что ты там телишься? Я сказал – пива!

И вновь никакой реакции.

Тогда Цент открыл глаза и повернул голову. И увидел Владика. Тот стоял на коленях, тяжело и хрипло дыша. Пот катился с него градом.

Цент потер глаза. Ему на мгновение почудилось, что он не видит рюкзака за спиной программиста. Нет, не почудилось. Рюкзака действительно не было.

– Где мой запас провизии? – страшным голосом спросил Цент. – Где он, Владик? Где? Скажи мне!

Слезы хлынули из глаз страдальца, но он не сумел вымолвить ни слова. Да они и не требовались. Все и так было ясно.

Напрасно Владик пытался объяснить, что сбросил рюкзак под угрозой неминуемой смерти. Напрасно доказывал, что не сделай он этого, то они лишились бы и рюкзака, и его самого. Напрасно Машка убеждала Цента, что у Владика не было выбора, и если бы был хоть малейший шанс спасти еду, он бы спас ее. Все было напрасно. Цент не слушал доводов, не слушал оправданий. Понеся вторую невосполнимую утрату за день, он выместил всю свою злость на несчастном программисте.

Спустя полчаса они вновь брели по дороге. Брели медленно, измученные, потные, томимые жаждой. Подвергнутый экзекуции Владик едва держался на ногах. Нет, Цент ничего не повредил ему, не травмировал, даже ни одной кости не сломал. Этот садист сделал то, что умел лучше всего – причинил ему ужасную боль. Расплачиваясь за утрату провизии, Владик сорвал голос, когда кричал от принимаемых мук. Машка вначале пыталась заступиться за него, а когда поняла всю тщетность своих усилий, отошла в сторону и закрыла ладонями уши. Но это не помогло. Она слышала все. Прежде девушка и подумать не могла, что люди способны так кричать. Казалось, демоны ада схватили Владика, и подвергли неземным терзаниям. Его крик звучал непрерывно, то чуть затихая, то вновь взрываясь особо пронзительной нотой. Владик не пытался молить о пощаде, не пытался просить прощения. Он знал – с Центом это не сработает, ибо тот был безжалостным извергом. Он просто сносил муки, которые продлились, по его ощущениям, три с половиной вечности. Он словно побывал в аду, где даже одна секунда может показаться столетием. И ему показалось. Еще как показалось.

– Черная полоса неудач преследует нас, – промолвил Цент. – Вначале сломалась тачка, потом очкарик преступным образом лишил нас всех харчей. Что дальше? Какие еще испытания уготовили нам небеса?

– Давай надеяться на лучшее, – осторожно предложила Машка.

– Я пытаюсь, – ответил ей Цент. – Пытаюсь.

А вот Владик уже и не пытался. Пережив аттракцион боли и страданий, он лишился всякой надежды на лучшее.

Но кода впереди замаячило какое-то здание, похоже, что здание придорожной закусочной, даже программист воспрянул духом.

– Бог! Спасибо! – воскликнул Цент, обращаясь к безоблачным небесам. – Я знал, что ты меня не кинешь.

Они поспешили к харчевне, ввалились в нее, стали искать еду, питье, хоть что-нибудь. Искали, искали, и ничего не находили. Все, что им удалось обнаружить, это две бутылки минералки. Полторы бутылки выхлебал Цент, половину Машка. Владику не перепало ни капли.