Подводный патруль - [6]

– Погода шепчет, Владимир Феоктистович, – веселым голосом нарушил тишину в рубке штурман, по-своему поняв озабоченность академика. – Я уже связывался с синоптиками, – сообщил он, – море спокойное. На ближайшие часы волнение не будет превышать одного балла, ледяные поля отошли на север. Да и не бывает здесь в июле большого льда, – добавил штурман с видом заправского моряка-полярника, – так, разве что отдельные экземпляры…

– Вот-вот, – озабоченно произнес Владимир Феоктистович, не отрываясь от оптического прибора. Он подолгу рассматривал каждый дюйм моря, каждую подозрительную тучку, по опыту зная, какими коварными бывают северные моря, как быстро у них может сменяться полный штиль на внезапный шторм. Хотя июль в этих широтах не самый коварный для судоходства месяц, но цена их экспедиции слишком высока, и надо было исключить любой риск и неожиданность.

– Видимость тоже обещают хорошую, – снова сослался на прогноз синоптиков штурман, – от айсберга, если таковой и будет, уйдем запросто. Чай, не на «Титанике»… – шутливо добавил штурман, но острота никого в рубке не развеселила, и моряк досадливо замолчал. Наконец, когда геофизик отложил бинокль в сторону, к нему подошел капитан.

– Ну что, Владимир Феоктистович? – Он озабоченно глянул на академика, понимая, что сейчас главный на капитанском мостике – ученый, и окончательное решение о погружении принимать не ему, капитану научно-исследовательского судна, а руководителю экспедиции академику Коноваленко.

– С богом, – принял решение Владимир Феоктистович, крепко пожал руку капитану, потом штурману и направился к своей команде, все еще суетившейся у стоящего на палубе батискафа.

– Ну что, друзья-товарищи, выспались? – бодро обратился ученый-геофизик к членам своей глубоководной экспедиции и громко, словно старого друга, хлопнул по прочному стальному корпусу батискафа. От тревожных дум на его лице не осталось и следа. – Как настроение?

– Настроение самое что ни на есть боевое, Владимир Феоктистович, – в тон ученому первой откликнулась Плужникова, – а спалось неважно, – закончила она импровизированный доклад.

– Что так? – вскинул брови академик.

– А у меня как-то не очень получается спать, когда за окошком светит солнышко, – честно призналась девушка, намекая на полярный день. – Биоритмы, все никак не могут приспособиться. Вроде бы и спать хочется, а ляжешь – сон и уходит… Но я себя прекрасно чувствую, – поспешила добавить врач, увидев некоторую озабоченность на лице руководителя экспедиции, – это я вам как врач говорю, – добавила она веский аргумент медика.

– А вы как, Георгий? – поинтересовался Владимир Феоктистович у доселе молчавшего техника. – Как самочувствие?

– А что у меня может быть? – Жора Портнов скатился со стального бока батискафа, откуда он наблюдал, как судовая команда заводит на лебедки толстые стальные тросы. – Все нормально, по расписанию. Микропомпы в порядке, буры проверил, камеры видеосъемки исправны, рука-манипулятор работает как часы. Посмотрим, как это все будет функционировать в море, а к палубному осмотру у меня претензий нет. К погружению готов.

– И у меня тоже, – уже более серьезным тоном добавила Людмила, поняв, что за шуточным обращением руководителя экспедиции стоит ожидание доклада о готовности, а не формальное поднятие духа. – Радио в порядке, медицинское оборудование – тоже…

– Какое еще медицинское оборудование? – искренне удивился Владимир Феоктистович, который лично не раз и не два облазил в батискафе каждый сантиметр.

– Ну, корабельная аптечка, – уточнила девушка, немного сконфузившись.

«И на кой она нам нужна? – снова подумал академик. – Зеленкой, что ли, смазывать? Ладно, не время сейчас. Чего уж…» – он снова глянул на часы и поднес к губам диктофон:

– Корабельное время семь часов двадцать две минуты. До погружения осталось тридцать восемь минут. Портнов и Плужникова доложили о полной готовности аппарата к выполнению задания. Метеорологический прогноз благоприятный.

Закончив свой доклад, Жора снова стал вскарабкиваться на верхнюю часть батискафа, а Людмила застыла, с удивлением глядя, как шеф что-то шепчет в ладонь.

– Владимир Феоктистович, – поинтересовалась она после того, как академик спрятал продолговатую коробочку в карман куртки, – а что это у вас?

– Это? – Ученый снова достал из кармана черный прямоугольник. – Это самый обычный диктофон.

– А зачем он вам? – продолжила удивляться Людмила. – Да еще… – она оценивающе глянула на записывающее устройство, – это же раритет. Где вы только его откопали?

– Попрошу относиться к моему товарищу уважительно, – с наигранной строгостью отозвался академик. – Тут и диссертации мои, и научные статьи, и лекции, и многое другое. А раритет… Ну правильно, раритет, – подтвердил Коноваленко, – мне его лет сорок назад на Конференции в Токио подарил один японский товарищ. Капитан рыболовецкой шхуны. Их во льдах затерло, ну пришлось нам тогда их, как челюскинцев, снимать со льдины. Вот в знак благодарности нашел меня и преподнес. С тех пор я с ним не расстаюсь.

– Владимир Феоктистович, – Людмила удивленно приподняла плечики, – да на борту батискафа с десяток самописцев. И технические параметры записывают, и все переговоры, и состояние за бортом, и бог знает еще что…