Подвиги самураев. Истории о легендарных японских воинах - [32]

– Тысячекратное спасибо, мой любезный малый, – сказал он, подобрав поводья. – Если бы не ты, не быть мне сейчас живым. Я никогда не забуду, что сегодня ты спас меня от неминуемой гибели, и мне доставит огромное удовольствие после войны выразить свою благодарность в достойной вещественной форме.

Героический поступок Гонсиро однозначно воодушевил на подвиги воинство Удзисато, с возросшей решимостью и храбростью бросившееся штурмовать замок. В итоге в течение считаных часов гарнизон удалось убедить на капитуляцию, а потом прошло совсем немного дней, и население Кюсю согласилось подчиняться воле Хидеёси.

С установлением полного спокойствия на вновь приобретенных территориях он назначил вознаграждение всем даймё, сражавшимся на его стороне, а Удзисато получил должность коменданта замка Мацудзака в провинции Исе с годовым доходом в размере триста тысяч коку риса.

Великодушный Удзисато наградил тех из своих вассалов, кто отличился в деле под его командованием. Кому-то достались солидные подарки; кому-то увеличили размер содержания. Гонсиро, полагавший, что он совершил самый великий подвиг из всех остальных вассалов, наблюдавших, как он спасал своему господину жизнь, рискуя при этом собственной, естественно, рассчитывал на особую благосклонность. Но, к великому его удивлению и огорчению, никакого особого признания заслуг ему не досталось. Где же искать причину такой немилости?

Сначала им овладело огромное негодование, а также пошли размышления по поводу такого пренебрежения к нему. Но через какое-то время он, как человек, к шкурным делам равнодушный, избавился от дурных мыслей и расстраивался только иногда, когда его посещали мысли о несправедливости.

Между тем наступило и прошло лето, а нас уже в этом деле интересует 15 сентября. Скорее даже ночь 15 сентября, когда небо над всей Япоиней считается самым прозрачным и лунное сияние самым ярким. Как раз та ночь, когда мужчины поэтического склада натуры в ранние часы после полуночи усаживаются слагать вирши о красоте окружающей природы, попивая из фарфоровых чашечек искусной работы саке, всегда сопровождающее общение стихоплетов со своими ветреными музами. Естественно, что этой ночью Удзисато устроил обряд любования луной с приглашением большого числа своих вассалов на трапезу в главном зале его замка.

Колдовской свет полной луны заливал мощное старинное строение; мелкая рябь воды крепостного рва напоминала жидкое золото; в высоких травах заливались музыкальным стрекотаньем сверчки. Слуги распахнули раздвижные ширмы, чтобы безмятежная наружная красота смягчала души и воодушевляла сердца закаленных воинов, привычных к совершенно иным сценам кровопролития и грохота сражений. Случилось чудо: очарованные окружившей их прелестью лунной ночи, многие из гостей начали сочинять восторженные вирши, причем лучшим поэтом среди присутствующих воинов все признали Удзисато. Но через какое-то время в головы гостей ударило саке, потребляемое ими без меры, и неудивительно, что кое-кто из потенциальных поэтов почувствовал нездоровый творческий подъем. Беседа повернула в русло сказаний о боевых подвигах, и каждый старался припомнить случай, когда он проявил чудеса ратного мастерства перед лицом смертельной опасности и непреодолимых трудностей. Не остался в стороне и сам хозяин торжества правитель Удзисато, тоже перебравший веселящего напитка и начавший рассказ.

– Послушайте меня, други мои, – начал он. – Вы помните яростный штурм замка Ганусяку, который мы провели в начале текущего года? Простое упоминание о нем вызывает у меня бурление крови! Мы штурмовали этот замок на протяжении трех дней без остановки, но не продвинулись вперед ни на шаг. Вы пали духом. Чтобы заставить вас совершить последнее победное усилие, я поскакал к воротам осажденного замка. Причем сделал это в одиночку, на виду у врага под градом его пуль и ядер. Пуля сразила моего коня, он рухнул, придавив меня своим телом. Пользуясь представившимся удобным случаем, враги высыпали из ворот, чтобы захватить меня в плен. Ко мне приблизилось девять или десять человек. Я решил унести с собой на тот свет как можно больше врагов и подороже продать свою жизнь…

Здесь рассказчик остановился, чтобы обтереть лицо, по которому струился пот, выступивший от напряжения, с каким велось повествование.

Гонсиро почувствовал, как забилось его сердце, он наклонился вперед в ожидании того, что теперь наконец-то его господин соберется вознаградить его за терпеливое ожидание и признать его заслуги перед лицом всех этих уважаемых мужчин.

– Чтобы подороже продать свою жизнь, – повторил Удзисато, сверкая от возбуждения глазами. – В тот момент я дрался как никогда раньше, с настоящим мужеством отчаяния. Кого-то из врагов я зарубил, кого-то обратил в бегство, а потом снова вскочил на коня и въехал в замок, прежде чем враги успели закрыть передо мной ворота. Увидев мой бесстрашный поступок, вы воодушевились моим примером и вслед за мной, не отставая ни на шаг, славно потрудились на поле брани и взяли, казалось бы, неприступную крепость.

Таким манером Удзисато ни словом не упомянул о Гонсиро и опустил в своем рассказе описание его подвига. Стерпеть такую черную неблагодарность преданный вассал не смог!