Подвиг - [159]

— Вот гляди, товарищ Денисов, — сказал он. — Никого нет в степи. Чем вы это объясните? Не знаете? А я знаю. В летние жары кочевники ищут прохладного обдуваемого места. А к зиме уходят в защищенные места… Плохому шоферу сейчас ничего не стоит заблудиться…

Тучи пятнами сбивались по всему горизонту, создавая мрачные световые эффекты причудливой игрой теней. Нельзя было разглядеть, где находится солнце, — казалось, что вечер наступает одновременно со всех четырех сторон. Один раз справа от машины невдалеке показалось большое стадо диких коз. Некоторое время они наблюдали нас, затем скрылись.

Стало темно, и Полосухин зажег фары. Бледный лимонно-желтый свет обливал скользящую под колесами «доджа» степь, вырывая из темноты пучок травы, качающийся под ветром, или застывшего в изумлении тарбагана, на двух лапках, с поднятой вверх тупой мордочкой. Полосухин вел сейчас машину медленнее, чем раньше, часто меняя направление и вглядываясь в землю. Теперь я убедился в том, что Полосухин потерял ориентировку. Начинался «великий степной блуд», по ходячему местному выражению.

— Да!.. Оказывается, и с головой на плечах можно заблудиться! — пробормотал я сквозь зубы.

— Бывает!.. Ошибочка в расчете… Случается со всеми!.. — сказал он примирительно.

Не думайте, что он смутился. Совсем нет! Вскоре он остановил машину у какого-то куста и объявил покровительственным тоном:

— Вы что ж, товарищ инженер, располагаете всю ночь мотаться по холмам? Спать надо, спать! А завтра посмотрим!

Он вытащил из кармана кусок колбасы, ломоть хлеба и, закусив, улегся на переднее сиденье.

— Что ж вы? Сказано — спать!

Мы провели ночь на одном месте и с рассветом двинулись на поиски дороги. Теперь было очевидно, что мы едем не на Баин-Тумень и Тамцак, а куда-то в противоположную сторону. Вокруг расстилался типичный гобийский ландшафт. Вынув карту, я пытался определить циркулем по пройденному расстоянию место, в котором мы можем находиться. Дуга прошла где-то между Калганским трактом и караванным путем в Большое Гоби.

Следуя по однообразной и ровной долине, мы мчались теперь вдоль выщербленных скал и длинных зеркальных солончаков унылого вида. Полосухин снова повел машину прямо и не сворачивал в сторону. Однако по его угрюмому и таинственному виду я понял, что он немного стыдится.

Часам к девяти утра степь снова потемнела. Невысоко над землей несся густой черный туман, иногда мчавшийся с удивительной быстротой, иногда застывавший, кружась на месте. Впереди косым темным столбом упал дождь. Поднялся ветер, тяжелый, сырой, сквозя у самой земли. Галька — мусор пустыни — заколотила в бока машины. Рельеф местности был здесь резче, попадались обрывы и овраги.

— Вот что я тебе скажу: напрасно мы съехали с дороги. Ничего тут хорошего нет! — сердито произнес Полосухин. Можно было подумать, что это я, а не он съехал с дороги. — Видишь погоду — сейчас налетит смерч. Черт знает куда мы едем! Первый раз я в таком положении… Надо подождать, товарищ Денисов…

Он завел машину под прикрытие каких-то скал, нагроможденных, как стена, одна над другой, затем вылез, набросал камней под задние колеса машины, чтобы ветер не столкнул нас в обрыв, и прикрыл мотор клеенчатым одеялом.

Пока он возился, я также вышел из машины, обошел скалу с противоположной стороны. Мы находились в котловине, усыпанной серым щебнем и почти лишенной растительности. Стена из камней, нагроможденная над нами, имела вид заброшенной циклопической постройки. Гигантский круглый камень лежал на ней сверху. Отдельные, составлявшие стену плиты, казалось, были скреплены глиной. Впрочем, строителем, по-видимому, была здесь природа и штукатуром — степной ветер.

Как только я вернулся в машину, началась буря.

С трудом захлопнув дверцу машину под давлением налетевшего вихря, я уселся рядом с Полосухиным, который дремал, опустив голову на руль. Сквозь переднее стекло видна была зловещая равнина, озаренная неясным, сумеречным светом. По скату холма с шорохом неслась пыль. Это продолжалось минуты две. Затем поток пыли прекратился так же внезапно, как начался; вслед за ним двигалась полоса затишья. Несколько мгновений в природе царило полное молчание. Казалось, уши мои заложены ватой. Затем на машину с пулеметным треском обрушился мелкий щебень. Машина закачалась, как на воде. Песок упрямо лез в рот и скрипел на зубах.

Еще некоторое время спустя волна из песка и щебня рассыпалась по земле, и впереди открылась ломаная линия горизонта. Мне показалось, что опять наступила тишина. Однако, сказав что-то Полосухину, я не услышал своего голоса. Шорох степного ветра заглушал все звуки в природе. Я повторил слова, но губы мои бесполезно шевелились. Я крикнул и опять не услышал себя.

Освещение поминутно менялось. Внезапно пробивался яркий столб света, затем тучи сгущались, как чернила. Сумерки сделались коричневыми. Я услыхал над головой тонкий, жалобный визг, словно оборвалась струна. Взглянув вверх, насколько позволяло стекло, я не мог ничего разглядеть. Через секунду звук повторился. Осторожно приоткрыв дверцу, я отыскал его источник: это качалась седловидная скала на верху циклопической постройки, грозя обрушиться в ложбину, где стоял наш «додж».