Подвиг Андрея Коробицына - [3]

Эти рассказы выслушивались с жадностью. И каждому мечталось поскорей задержать нарушители. Но зимой нарушители больше любят залив. Там ведутся и шпионские дела и контрабанда. К весне лесная граница оживляется. К весне больше шорохов, и тают болота, и наблюдают с той, сопредельной стороны враги за нашими бойцами. Но и зимой, конечно, бывает немало нарушителей и задержаний.

Глава III Женщина с сопредельной стороны

Речушка, поросшая осокой, вьется меж извилистых берегов. Это — Хойка-иоки. Прибрежная трава — толста, сочна и пахуча. Луга здесь — обильные и цветистые, и хорошо ходят по ним косы. Лесом одеты влажные и сырые низины, лес карабкается и по склонам холма, чтобы вновь сползти вниз, и скрывает лес в недрах своих болотные, ржавые, замерзающие зимой воды. А понизу, вдоль Хойка-иоки, расставлены пограничные столбики.

Хойка-иоки — это граница. Если кто шагнет через нее — оживет ближайший ольшаник, и винтовка нашего часового, отрезая путь назад, остановит тотчас же. Винтовка направлена дулом в тыл, чтобы не залетела случайно пуля на ту сторону. Вьется граница на север и на юг — болотами, лесами и полями.

До лета еще не скоро. Но уже мартовское весеннее солнце греет землю, и мешается снег с водой. Скоро совсем стает снег, взбухнет и разольется все вокруг, ручьи, растекаясь и вновь сливаясь в один гремящий поток, с шумом ринутся по склонам поросшего сосной и елью холма, и начнет веселеть и зеленеть земля.

Из лесу на той стороне вышла молодая женщина в полушубке и высоких сапогах.

Из лесу на той стороне вышла молодая женщина.

Голова ее повязана коричневым шерстяным платком. С вязанкой хвороста в руках она выдвинулась из-за деревьев, глядя на шагающего по дозорной тропе нашего часового. Этот часовой был Коробицын. Каких-нибудь тридцать шагов отделяли ее от него. Глаза ее горели весельем и любопытством.

Коробицын, заметив ее, не обернулся к ней. Тем же ровным шагом дошел он до ближайших кустов, исчез за ними и тотчас же присел, затаился. Отсюда он следил за каждым движением неизвестной женщины. Вот она, веселая и оживленная, приблизилась к самому берегу, осторожно ступая по рыхлому, мокрому снегу, всматриваясь и вглядываясь в том направлении, где скрылся часовой. И казалось — она греет землю и сердца, круглая, синеглазая, розовощекая. Постояв так у берега, она повернула и вновь удалилась в лес.

Здесь она бросила ненужную вязанку и быстро двинулась вглубь от границы.

Громадный плечистый человек в ушастой меховой шапке и тулупе поджидал ее, сидя на широком березовом пне и покуривая папиросу. Он спросил кратко:

— Видели?

— Видела.

И она прибавила насмешливо:

— Хорошенький, молодой…

Голос у нее был грудной, певучий.

— Заманите его. — сказал человек в ушастой шапке, — и будет вам награда.

Женщина засмеялась, и ямочки на щеках сделали ее еще красивей и моложе.

— А вы правду говорите, что этот деревенский?

— Так точно. Новички пришли. По всей повадке видно, что деревенский.

Женщина помолчала, потом улыбка вновь осветила ее лицо. Без слов понятно было, что она согласна.

Коробицын вновь вышел на дозорную тропу и тут явственно услышал — уже не с той стороны, а с нашей — хруст, словно кто-то наступил на сучок.

— Стой! — тихо, почти шепотом окликнул он. — Кто идет?

Из-за деревьев показался начальник заставы, тонколицый, остроносый, чуть сутулый, в длинной кавалерийской шинели.

— Товарищ начальник заставы, на участке ничего не замечено. На сопредельной стороне ходила к берегу девица, несла хворосту охапку. Часовой Коробицын.

— Товарищ начальник заставы, на участке ничего не замечено.

Рапортовал он так тихо, чтобы на том берегу никак невозможно было услышать. Он стоял перед начальником смирно — чернобровый парень, с прямым носом, с длинным, но не узким лицом. Щеки у него такие гладкие, словно он и не брился никогда.

Начальник заставы зашагал дальше проверять посты и секреты, то исчезая за деревьями и кустами, то вновь выходя на дозорную тропу. Он уже пять лет, с двадцать второго года, служил на этом участке, и каждый кустик, каждая кочка были знакомы ему.

В эти дни он особенно тщательно проверял участок — у недавно прибывших новичков последнего призыва еще нет достаточного опыта.

Начальник заставы стремился в действиях своих к той точности и четкости, без которых невозможна пограничная работа. Малейшая ошибка в таких делах, как расстановка постов, рассылка обходов, своевременная смена часовых, может повлечь за собой самые скверные последствия — нарушитель воспользуется тотчас же. А участок этот был активный, и всего лишь несколько десятков километров отделяло этот отрезок границы от Ленинграда.

Начальник заставы был из сестрорецких рабочих. Он по себе узнал, что всякого человека можно научить и воспитать. Он говорил некогда:

— Не генерал я — книги читать.

А теперь без книги жить не может.

Коробицын, неразговорчивый, всегда внимательный на занятиях, спрашивающий обо всем, что было непонятно в книге или в газете, нравился ему.

Глава IV Застава у Хойка-иоки

Коробицын вернулся с поста к трем часам дня. Одежда не вымокла, и в сушилку отдавать было нечего. Коробицын почистился, помылся, фыркая и полоскаясь с большим удовольствием (он мылся всегда шумно и звонко), отошел, отираясь полотенцем, от умывальника, надел гимнастерку, стянул ее туго поясом, обравнял и отправился в столовую.