Подвиг, 2010 № 05 - [8]

— Вот ч-черт! — вырвалось у Николая Яковлевича. На аристократическом лице Нины напряглись скулы. Маркушкин втянул голову в плечи, как-то съежился. А Бижуцкий невозмутимо осушил свой бокал. Юноша прошел мимо матери, даже не взглянув на нее, и плюхнулся в свободное кресло.

— Вся семейка в сборе, — осоловело произнес он. — Даст мне какой-нибудь гад здесь выпить или нет?

— Ну, Александр Анатольевич, удружили, — промолвила Нина. — Теперь я точно знаю, что вы скорее негодяй, чем волшебник.

— Спасибо. Я догадываюсь, кто сказал вашему сыну правду. Возможно, он же пристрастил Максима к вину и травке. Зачем? Чтобы нанести удар в ваше сердце. Все тройственные союзы рано или поздно распадались. Это месть за собственное поражение.

— Но кто, кто? — Впервые Нине изменило хладнокровие, она даже вскочила с кресла.

— Однако… — пробормотал Николай Яковлевич.

— Чепуха какая-то на постном масле! — выразился Маркушкин.

— А давайте спросим у самого Максима, — предложил я. Тот к этому времени уже завладел бутылкой мартини и пил прямо из горлышка.

— Максим, сынуля, скажи честно, кто тебе… — начала Нина, но юноша отмахнулся свободной рукой.

— Да слышал я все, слышал! — проворчал он, сделав последний глоток. — Шли бы вы все в жопень, и ты, мама, тоже. А если хотите знать, это все он. — Палец ткнулся в направлении Маркушкина. — Вместе со мной по ночным клубам бродит. И рассказывает, какие вы оба сволочи. Сам тоже свинья порядочная. Я вас всех ненавижу.

— Ах ты!.. — Николай Яковлевич ринулся всей своей дородной тушей к Александру Сергеевичу, но его успел перехватить Жан. Завязалась борьба. Не дожидаясь ее окончания, Маркушкин резво вскочил и стремглав улизнул за дверь. Дальнейшее уже не представляло интереса.

У меня есть правило — всегда провожать моих «гостей» до больших металлических ворот. Первыми уехали Ротова и ее семейство. Александр Сергеевич Маркушкин вообще куда-то исчез, наверное, потопал до станции пешком. Николай Яковлевич усадил в свой «мерседес» вновь впавшего в сон Максима. Нина отказалась с ним ехать.

— Ты мне так же отвратителен, как и он, — произнесла она.

Николай Яковлевич хотел что-то сказать, переминаясь с ноги на ногу, потом как-то понуро сел в машину и уехал. С нами остались Нина и Бижуцкий. Но последний вскоре, деликатно зевнув, отошел в сторону.

— Никогда уже не будет так, как было прежде, — сказала Нина, обращаясь, собственно, не ко мне, а в пространство — к темным деревьям, которые слегка серебрил свет луны, к напоенному освежающей прохладой воздуху, к тонким и таинственным ночным звукам.

— Будет другое, — отозвался я. — Поверьте, оно станет не лучше и не хуже, если мы сами не захотим изменить то, что на нас надвигается. По крайней мере, предпринять для этого хотя бы одну попытку… Куда вы теперь?

— Поеду к своей подружке. Если ваш Жан отвезет меня.

— Разумеется.

Я кликнул ассистента. Через несколько минут мотор «ауди» уже урчал возле нас, а дверца была услужливо открыта.

— Вы странная личность, — произнесла Нина. — Хотелось бы раскусить вас.

— О, тогда мы непременно встретимся еще раз, — ответил я.

— Скажите, а кто этот человек в пижаме? Он такой забавный! — Нина посмотрела в сторону насвистывающего веселую песенку Бижуцкого. Тот, заметив ее взгляд, галантно поклонился.

— Этот? Всего-навсего сексуальный маньяк. Но не волнуйтесь, сейчас он не опаснее нас с вами.

— Вы такого плохого обо мне мнения? — улыбнулась она одной из своих самых загадочных улыбок.

Дверца захлопнулась, машина выехала через ворота и набрала скорость на асфальтовом шоссе. У меня проложена хорошая дорога к Загородному Дому. Я обернулся и поглядел на свое любимое детище, где светилось несколько окон. Нина не выходила у меня из головы, но я вновь настроился на работу. Ждали дела. Ведь, в отличие от большинства людей, я почти не сплю.

— Пойдемте, господин Бижуцкий? — произнес я. — Сегодня нет полнолуния.

ГЛАВА ВТОРАЯ, в которой продолжается знакомство с Загородным Домом

Молодая женщина производила впечатление спящей, но стоило мне отодвинуть шторку с третьего фальшивого окна в моей «психоаналитической лаборатории», как она, будто уловив проникающий сквозь зеркало взгляд, вскинула голову и посмотрела в мою сторону. Гримаса отвращения исказила ее красивое, но очень бледное лицо. Копна спутанных рыжих волос напоминала конскую гриву. Она лежала в пижаме, но не в малиновой, как у Бижуцкого, а в желтой. Женщина нагнулась, поискала рукой тапочки и запустила их один за другим в зеркало. Потом показала мне язык. Я усмехнулся. Комната была обита войлоком, из мебели — лишь диван, столик, два кресла, все надежно привинчено к полу. Женщина стала что-то говорить, я «включил» звук.

— Ну иди, иди сюда! — манила она меня пальцем. — Я тебе нос откушу. Боишься? Экий ты, оказывается, трусишка! Да ты не мужчина, ты… — Тут полилась нецензурная брань. Я ждал, когда она успокоится. Ей было необходимо выговориться. Словесный поток иссяк минут через пять. Она откинулась на подушку и закрыла глаза. Потом отчетливо произнесла: — Ладно, ничего я тебе не сделаю. Надо поговорить. Заходи уж.

Я и сам собирался так поступить, потому что «поговорить» было действительно надо. С тех пор как уехали Ротова, Нехорошее, Нина и другие, прошло три часа. В Загородном Доме все уже давно спали. Ночной обход я совершал обычно после полуночи. Сейчас самое время. Что ж, приступим. Я сделал последний глоток своего фирменного коктейля (кофе — для бодрости, йод — для мозга, водка — для сердечной мышцы, анисовый ликер — для успокоения души), выключил Пластинку с музыкой Моцарта (слушать надо непременно пластинки, а не магнитофонные или дисковые записи). Выйдя из лаборатории, я прошел полукружием коридора и очутился перед металлической дверью. Ключ от нее имелся лишь У меня и у опытнейшей медицинской сестры Параджиевой, Мужеподобной женщины, глухонемой от рождения, которой я весьма доверял и которая, кстати, и обучила меня «читать по губам». Она действовала успокаивающе не только на эту пациентку, но и на всех прочих. Кто бы еще с риском для жизни решился войти в комнату к рыжеволосой женщине? Я — не в счет. Потому что это моя работа.