Подвиг, 2010 № 05 - [45]

— …Я познакомился с ней на одном вернисаже, — начал рассказ Леонид Маркович, пока я разжигал камин: — Не стану описывать ее внешность, скажу лишь, что она удивительно красива, воздушна и как-то трогательно беззащитна. И несчастна в браке. Муж у нее, насколько я мог судить по отдельным фразам, намекам и недомолвкам, какой-то хитрый тиран, негодяй, самовлюбленный тип, скотина, одним словом.

Я его ни разу не видел и рад этому. Если бы увидел, то дело бы не ограничилось пощечиной, я бы его, возможно, убил. Жаль, что сейчас не практикуются дуэли.

— Да, пожалуй, — согласился я. — Это гораздо цивилизованнее заказных убийств.

— Вот именно, — кивнул он. — Хотя, признаться, у меня мелькала мысль «заказать» его. Я с вами откровенен. Я хотел освободить ее от тирана, чтобы для нашей любви не было никаких препятствий. Я в то время был холост, как и сейчас. И сразу, с первой же встречи, понял, что она именно та женщина, которая может стать моей женой. Музой, верным спутником в жизни. Поскольку она представлялась мне самим совершенством, ангелом, посланным Богом. Я говорю несколько возвышенно и пафосно, потому что не могу сдержать слез…

Господин Гох действительно заплакал, а я принялся его утешать, используя обычный в таких случаях набор фраз. Подобных исповедей я выслушал за свою практику немало, все они в общем-то были похожи друг на друга. Высморкавшись в мой носовой платок, Леонид Маркович продолжил:

— Нас тянуло друг к другу, потому что мы были с ней людьми одного круга, одних взглядов. Одинокие, непонятые души, если хотите.

«Нет, не хочу», — вертелось у меня в голове, готовое сорваться с языка.

— После вернисажа мы стали встречаться довольно часто. И все время на людях — то в концертном зале, то в парке, то в укромном кафе. Мы много разговаривали, обменивались впечатлениями, смеялись, даже строили какие-то иллюзорные планы на будущее. Плотская близость была как-то далека от нас, не представлялась главным. Родство душ — вот что возвышало наши отношения, окрашивало их в самый яркий, небесной голубизны цвет. Вы скажете, что это половая холодность с нашей стороны?

— Нет, не скажу, — ответил я. Мне становилось все скучнее, и я едва не зевнул, поэтому быстро добавил: — Есть же любовь земная и небесная. И многие могли бы вам позавидовать, потому что все, что вы рассказываете, достойно пера Шиллера.

— По крайней мере, все было так романтично и сказочно, как во сне, — кивнул Он. — Я был как Ланселот, а она — как леди Гвенивера при стареющем короле Артуре. Рано или поздно она должна была ему изменить, соединиться со мной, ее верным рыцарем.

— Так оно и случилось? — предположил я.

— Погодите, — ответил он, устремив взор на пылающие в камине поленья. Прошло несколько минут, прежде чем он вышел из транса.

Я терпеливо ждал, стараясь вновь подавить зевоту.

— Я предложил ей бежать в Америку, — сказал наконец этот Ланселот. — У меня есть там небольшая вилла в Санта-Барбаре. Но она отказалась.

— Напрасно, — вставил я, чтобы хоть что-то сказать: скулы сводило невыносимо. — Чем жить с нелюбимым мужем, лучше отдаться своим чувствам, плыть по воле волн.

— Да-да. То же самое сказал ей и я. Тогда она пригласила меня к себе домой. Думаю, это было сделано специально: пришел час, когда мы должны были испытать телесную близость. Стать наконец-то настоящими любовниками.

— Разумно, — вновь сказал я, прикрывая ладонью рот.

— Ее мужа в тот день дома не было. Он уехал на какой-то конгресс медиков. Я примчался с букетом роз — она очень любила цветы, — и мы упали друг другу в объятия…

— Поздравляю.

— Не спешите. Мы остались одни, страстно целовались, но когда я начал ее раздевать — раздался звонок в дверь. Как в плохом романе (тут уже не Шиллер, а «Скверный анекдот» Достоевского), вернулся ее супруг. Что мне оставалось делать? Прыгать с двенадцатого этажа? Я еле успел спрятаться в стенной шкаф.

— Дали бы ему пощечину и объяснились, — сказал я.

— Нет уж, дудки! — ответил «рыцарь Круглого стола». -Физически я весьма слаб, как вы знаете. А у него в коридоре лежали пудовые гири. Поэтому я предпочел некоторое время побыть наедине с его костюмами и галстуками. Слава богу, муж ни о чем не догадался. Короче, он заехал за женой, и они уехали на какую-то встречу. Я же, пропитавшись нафталином, выбрался из шкафа и тоже покинул эту квартиру на проспекте Мира.

С этого момента я стал слушать господина Гоха более внимательно. Кое-что заинтересовало меня.

— Я все же сумел уговорить ее бежать в Штаты, — продолжил пианист. — Не знаю, почему она изменила свое решение. Наверное, поняла, что с этим мерзавцем, ее мужем, счастья не будет никогда. Но поставила одно условие: бежать после ее персональной выставки в одной очень модной галерее.

— Она что же — художница? — спросил я.

— Да, и очень талантливая. Человек искусства. Я же говорил, что мы родственные души?

— Говорили. А как ее зовут?

— Анастасия, — коротко ответил Леонид Маркович.

Если бы сейчас здесь взорвалась граната, я бы, наверное, меньше удивился. Но выдержка у меня отменная. Я лишь отвел взгляд в сторону.

— На выставке в галерее произошел какой-то конфуз, — проговорил господин Гох медленно. — Меня там не было, я не в курсе, поскольку в это время гастролировал в Италии. Но билеты в Америку у меня уже были куплены. Анастасию, как мне позже рассказывали, увезли в больницу. А потом она и вовсе… исчезла. Я человек далеко не практичный, совершенно не предполагал — как и где ее искать? Не расспрашивать же об этом ее жирного мужа-подонка?