Подвиг, 1985 № 06 - [85]

— Вы идиот, — сказал он тихо, но так, что Каррини содрогнулся.

Имре только сейчас разглядел итальянца как следует. «Это же фотограф, тот самый, что был на свадьбе Норы!» — узнал он.

Бенкс между тем вновь уперся немигающим взглядом в зрачки Имре.

— Речь идет о значительно большем, чем судьба вашей дочери! Мы много платим, но многого и требуем взамен. — Он подал знак Форстеру, и тот, вынув из секретера какие-то бумаги, стал выкладывать их по порядку на стол перед Имре.

— Перед вами копия предсмертного заявления Иштвана Додека, — продолжал Бенкс. — В Будапеште вам вручили такую же.

— Додека принудили написать эту бумагу!

— Это надо доказать. Даже ваш приятель — подполковник, этот, как его...

— Балинт Рона, — подсказал Форстер.

— Да, да. Так вот, этот ваш Рона тоже уверен, что самоубийство имело место в результате минутного помрачения сознания, — это подтверждает и медицинское заключение. Вопрос лишь в том, в каком состоянии находился старик, когда он писал этот документ. Большая фантазия? Нет! Такого рода сомнения исключаются показаниями другого свидетеля. Взгляните, они тоже перед вами. Там Нандор Саас подробно описывает, какими делами вы занимались, будучи офицером СС.

«Это он! Именно он разработал и привел в исполнение весь этот дьявольский план! Он приказал убить Додека!» Эта внезапная мысль вызвала у Имре такой гнев и ненависть, что он покраснел. Медленно, растягивая слова, чтобы не выдать своих чувств, Имре ответил:

— Саас написал все это по вашему приказу. Вы диктовали, он писал. — И тут же возникла другая мысль, принесшая столь же внезапное успокоение. «Они прослушивали все мои телефонные разговоры. Значит, и последний с Роной перед отъездом. Молодец Балинт, ловко придумал».

От Бенкса не укрылась неожиданная перемена в настроении, невольно отразившаяся на лице собеседника. Но он понял это иначе: Имре испугался, противник почти сломлен.

— Разумеется, Саас готов повторить свое заявление и перед вашим прокурором, — возвысил голос Бенкс и опять сделал знак Форстеру. На стол лег еще один лист бумаги.

— Ознакомьтесь, — сказал Форстер. — Это показания Роберта Хабера. Он под присягой утверждает, что вы лично стреляли в него в ту новогоднюю ночь.

Имре смял сигарету в пепельнице, встал и подошел к окну, за которым виднелись затейливые, ухоженные садовником южные растения зимнего сада. Каррини потной ладонью сжал в кармане рукоятку револьвера.

— Послушайте, вы! — Имре резко обернулся. — Вы прекрасно осведомлены о том, что я делал в сорок четвертом в Будапеште. Да, я стрелял, но только не в казарме. Да, я убивал, но убивал фашистов, их нилашистских прихвостней и палачей из СС. И это вы знаете!

— Знаю, — холодно подтвердил Бенкс. — Ну и что же? Здесь не комиссия борцов Сопротивления и не антифашистский комитет. — Он искоса взглянул на Каррини.

Итальянец метнулся к двери и растворил ее. На пороге появился мужчина, почти дряхлый старик, опиравшийся на две палки, совершенно седой. Глаза его лихорадочно горели.

— Вот, полюбуйтесь, — указал на него Бенкс. — Это Роберт Хабер, тот самый, которого вы хотели убить. Не ваша заслуга, что он случайно остался в живых.

— Я никогда не видел этого человека! Не видел и не знаю.

— Ах ты, подлый негодяй! — Налитые кровью глаза Хабера начали выкатываться. — Ты убивал сотни людей, разве можно запомнить всех? Но я-то запомнил! — Брызгая слюной, он с трудом проковылял два-три шага вперед. — Подлец, изверг, чудовище! Ну, теперь я с тобой рассчитаюсь! — Хабер, размахивая одним из костылей как дубинкой, двинулся было к Имре, но Каррини перехватил его и вывел вон.

Имре вернулся к своему креслу и сел. Бенкс пристально за ним наблюдал.

— Признаюсь, впечатляет, — кивнул головой Имре, сделав небольшую паузу. — Сцена великолепная, ничего не скажешь. И часто вы выпускаете этого артиста?

Форстер знал наизусть козырные карты и приемы своего шефа, и хотя ни на минуту не сомневался в исходе поединка этих двух людей, но даже он невольно отдал должное противнику, которому удалось — пусть временно — взять верх над самоуверенным Бенксом.

— Как вы догадались? — озадаченно спросил Бенкс.

— Я не догадался. Я просто взял вас на пушку. — Имре в упор посмотрел Бенксу в глаза. — Чистый блеф. Учусь у вас!

Бенкс был человеком без эмоций, беспощадный и холодный, как механизм, работающий по заданной программе, но, когда он сталкивался с настоящими людьми, то умел отдавать им должное.

— Вы серьезный противник. Тем лучше, мы приобретем достойного союзника.

Имре не ответил, и он продолжал:

— Однако вы не можете отрицать, что этот Хабер неплохой актер, а перед судом он сыграет еще более убедительно. — Бенкс попробовал улыбнуться. — Вы, конечно, отдаете себе отчет в том, что подобный процесс означал бы крах вашей карьеры и, что еще важнее, потерю доверия к вам как к коммунисту. Я подчеркиваю это, потому что, по моим сведениям, вас не столько волнует место под солнцем, сколько вопросы чести, преданность идеалам, не так ли?

На улыбку Имре ответил улыбкой.

— Признайтесь, вы сами не верите в этот фарс с судебным процессом. Те из ваших людей, с которыми мне пришлось встречаться до сих пор, не более как мыльные пузыри, отыгранные карты, если хотите.