Подвиг, 1983 № 23 [альманах] - [21]

— Стой! С траншеей кончено!

Я оглянулся. Позади шел по траншее Сосновских, вытирая и размазывая по лицу грязь…

В этой нашей первой удачной атаке мы потеряли из состава роты 11 товарищей. Здесь же, на только что отвоеванной земле, мы захоронили их и еще нескольких танкистов в общей братской могиле. На дно могилы разостлали шинели, положили всех рядом, во всем, в чем были, забрали только документы и оружие, и сверху тоже прикрыли всех шинелями. Тищенко выстроил нас, и мы дали прощальный залп из автоматов. Сколько ни пришлось мне в дальнейшем пройти боев и хоронить своих, мы каждый раз надо всеми братскими могилами отдавали павшим эту последнюю воинскую почесть — прощальный залп. При любой погоде, в любых условиях…

Устали мы здорово, но отдохнуть не пришлось. Немного погодя созвали командиров взводов, а еще через несколько минут мы получили новую боевую задачу: выйти к реке Орс и захватить переправу. Наш взвод идет первым.

Бегом, под обстрелом, добрались мы до какой-то лощины. Командир роты старший лейтенант Тищенко был все время с нами.

Преодолели мы, наверное, сотню метров, и тут нас накрыли минометы. Мы не останавливались. Но вот я увидел, как рядом с Тищенко разорвалась мина. Тищенко упал, и мы залегли в ожидании. Первым, ползком и перебежками, добрался до Тищенко наш взводный, младший лейтенант Филиных. Не знаю до сих пор, убит или ранен был Тищенко (так хочется, чтобы не убит). Командование ротой принял тогда на себя Филиных. Несмотря на то, что огонь ни на мгновение не ослабевал, Филиных снова поднял нас, первым оторвавшись от земли:

— Вперед, уральцы!

Мы последовали за ним, на ходу маневрируя под разрывами снарядов и мин. До переправы уже недалеко. Ее мы еще не видели, но один раз я заметил, как впереди блеснула река. Начался стрелковый огонь. Мы продвигались все медленнее, хоть и знали, что от нашей атаки зависит успех танкового прорыва.

Как выбыл из строя Филиных, я не знаю. Из воронок мы вели ответный огонь по окопам на противоположном берегу реки, стараясь отсечь немцев от переправы, стоявшей пока в целости. И вдруг я услыхал голос Якова Сосновских:

— Рота, слушай мою команду! Вперед, вперед, ребята!

Да, в этом своем бою я сполна узнал, как много для солдата означает вот эта, вовремя поданная команда «вперед!», подхваченная кем-то, первым поднимающимся с земли под огнем. Конечно, Сосновских мог и не заменять, он был рядовым, а в строю у нас еще оставались сержанты. Но он был коммунистом и знал, что нам необходимо было во что бы то ни стало добраться до реки через открытое пространство. И он поднял нас.

Мы уже подбегали к реке, когда я увидел, как Сосновских упал. Вначале мне показалось, что он просто запнулся, потому что тут же приподнялся и закричал:

— Вперед, вперед!

И вот когда упал опять, я сообразил, что он ранен. Тотчас увидел я и пулеметчика на противоположном берегу реки: тот вел огонь в горячке и азарте, чуть ли не по пояс выставившись из окопа. Мне подумалось отчего-то, что это он поразил Сосновских. Я прыгнул в воронку, постарался толком прицелиться и после первой же своей очереди увидел, как пулеметчик вскинулся из окопа вверх и вывалился на бруствер.

Минометный огонь усилился. Ребята, теперь уже под командой сержанта Голушко, продвинулись вперед. И пока я занимался пулеметчиком, начали наскоро окапываться у реки. Я оглянулся на Сосновских: он в этот момент неуверенно поднимался на ноги. Пока я подбегал к нему, Сосновских сделал в сторону несколько неловких шагов, все лицо его было в крови. Я стащил его в воронку. Гимнастерка на груди вся пропиталась кровью. Я перетянул его наскоро бинтом поверх гимнастерки, чтобы хоть как-то остановить кровотечение, и пополз к своим, готовившимся форсировать реку.

После боя Сосновских подобрали санитары. Врачи в госпитале говорили, что в живых он остался чудом, потому что пуля прошла в нескольких миллиметрах от сердца. За этот бой он был награжден медалью «За отвагу». Встретились мы с Сосновских снова лишь через двадцать лет после войны.

Реку мы форсировали после штурмовки нашей авиацией обороны противника.

Позиция немцев находилась шагах в тридцати-сорока за мостом. Едва мы очутились на их берегу, как без каких-либо команд привычно и быстро устремились на штурм. Забросали окопы гранатами. Скатились в них через брустверы. Я свалился в то место траншеи, из которого бил пулеметчик. Из-за поворота на меня выскочил немец, от кого-то отстреливавшийся. Я выпустил очередь, но он успел увернуться, скрыться за поворотом снова. Схватился было за гранату, чтобы метнуть ее за поворот, но там коротко прострочили, и мне навстречу выбежал кто-то из наших. За моей спиной тоже показался кто-то наш, стрельба в окопах стихла, и мы поняли — взяли. Тут же у реки появились саперы, следовавшие, оказывается, непосредственно за нами. Но только сунулись они к мосту, как их отсекли пулеметным огнем. Мы еще и не сообразили — откуда, потому что нас в траншее не обстреливали. Все увидели: доброволец из нашего взвода Федор Юровских выскочил из окопа и пополз вперед. Тогда и мы, остальные, заметили на краю рощицы, довольно близко от нас, замаскированный, то ли для засады оставленный, то ли подбитый, танк — он и держал переправы под огнем.