Подвиг, 1968 № 05 - [24]

В нижнем коридоре их нагнал офицер. Она узнала его — это он три дня назад, на рассвете, шел к ней через поляну, неторопливый, заложив руки за спину. Он ее тоже узнал сразу.

— Ха-ха! Так это вас будут расстреливать! — обрадовался он и, забегая вперед, все старался заглянуть ей в лицо. — Какая удача! Я первым встретил вас на этой земле, и я буду последним, кто проводит вас в нее. Хо-хо! Недолго погуляли, а? Финита ля комедиа!..

Ее молчание нисколько не обескураживало офицера. Он болтал без умолку. О погоде, о последнем воздушном налете русских, о холодности русских женщин, о том, что ей повезло: расстрел-это вовсе пустяки, в особенности когда приговор исполняют такие мастера, как те ребята, что в дежурстве сегодня: хлоп! — и нету… Куда неприятней быть повешенным, в особенности для брезгливого человека. Как подумаешь, что эта веревка была уже на шее другого… фи!

Он говорил с непостижимой скоростью, причем с такой искренней, любезной улыбкой — даже не разберешь сразу, кто он: дурак или изощренный садист.

Когда они вышли во двор, Семина увидала, как из другой двери выходили эсэсовцы с автоматами: тут же рядом и строились. Подошел мрачный мужчина в белом халате, видимо, врач. В отвороте халата виднелся воротничок, снизу были галифе и сапоги. Врач отчего-то недовольно морщился, не докурив сигарету, щелчком зашвырнул ее в открытую форточку, очень ловко. Эсэсовцы заржали от удовольствия, доктор тоже осклабился и повернулся к офицеру:

— Ну как, Вилли, твоя голова?

— А что? Я в полном порядке.

— А я после вчерашнего света белого не вижу. Выпил банку рассолу — все напрасно. — Он кивнул в сторону Терехова и Семиной. — Этих, что ли? Где бумага?

— О, чуть не забыл! — воскликнул Кнак с радостным изумлением и зачем-то повернулся к Семиной. — Вам придется подождать лишних пять минут, пока я сбегаю к гауптману за письменным приказом. Порядок в любом деле важен!..

Собирался дождь. Туч не было видно, но небо опустилось низко, к самым крышам, проходило где-то на уровне верхнего среза брандмауэра. А внизу… внизу, в углу двора, эта глухая стена была выщерблена на высоте метра-полутора, словно кто-то пытался разбить кирпичную кладку ломом. «Пули», — вдруг поняла она. Побитый кирпич — это от пуль, от предыдущих расстрелов. И ее сейчас здесь же расстреляют, под этой стеной…

Капитан Терехов на воздухе немного пришел в себя и теперь тоже смотрел на небо. Ноздри его подрагивали, как будто он принюхивался. На Семину он не оглянулся.

Снова появился стремительный Кнак. Он сунул врачу какую-то бумажку и набросился на солдат:

— Вы что, ребята, на пикник собрались? А ну, в шеренгу! И не копайтесь. А то дождь пойдет — мокни тут из-за вас…

Кнак увидел, что конвоиры повели к стене сразу и Семину и Терехова, и остановил их:

— Обождите! Так дело не пойдет. Нужен порядок: сперва одного, затем второго, — он повернулся к врачу. — Правильно я говорю?

— Брось дурака валять, Вилли! Уже капает, — разозлился врач.

— Иди под навес. Я не могу расстреливать их вместе, ведь летчик — офицер! Я готов отдать ему предпочтение, но дама… Даму положено пропускать вперед! Право, я в растерянности.

— Иди ты к черту, — сказал врач и спрятался от капель в дверном проеме.

— Придется кинуть жребий, — огорченно сказал Кнак и достал из кармана монету. — Не вижу другого выхода. Если выпадет «орел», — сказал он Семиной, — то вы первая.

Он ловко подкинул монету высоко в воздух. Она звякнула о плиты, которыми был вымощен двор, и покатилась. Кнак в два прыжка догнал ее и наступил сапогом. Солдаты смотрели на него с плохо скрытой досадой.

Кнак подобрал монету, выпрямился и ткнул в сторону капитана Терехова пальцем:

— Господин офицер пойдет первым.

Конвоиры подвели Терехова к выщербленному месту, поставили лицом к стене. Отошли в сторону. Терехов медленно повернулся и стал лицом к автоматчикам.

— Так нехорошо! — крикнул Кнак. — Прошу вас отвернуться.

Один из конвоиров подбежал, цепко схватил Терехова за плечо и дернул, но Терехов уперся, повернуть его было не просто. Конвоир дернул еще раз.

— Ничего, — сказал Терехов, — и так попадут. Близко небось…

— Черт с ним! — крикнул Кнак. — Пусть смотрит. А ну, отойди, парень-Конвоир отбежал в сторону. Кнак больше не тянул волынку. Четкая, отрывистая команда, вторая… затрещали автоматы — коротко, в несколько пуль.

Терехов схватился за грудь и рухнул ничком. Кнак повернулся к Семиной.

— Ваша очередь, мадам…

Она медленно прошла через двор, подошла к Терехову, стала на то место, где только что стоял он. Куртка на его спине была вся изодрана пулями. Много попаданий… Сразу… Мастера…

Она вскинула голову. Уже не слышала — только по движению рта Кнака поняла, что он скомандовал. Автоматы поднялись. Десять стволов — на уровне ее груди… Кнак поднял руку…

Вдруг распахнулась дверь, и во двор вбежал, опираясь обеими руками на палку, Томас Краммлих.

— Обождите, Кнак! — кричал он на бегу. — Отставить, черт побери! Что вы так смотрите? Прикажите им опустить автоматы.

Смысл слов дошел до нее уже потом, а в первый момент она даже обрадоваться не смогла. Смотрела тупо: вон кто-то бежит… Ах, да это Краммлих… Отсрочка? Зачем? Ведь все равно один конец…