Подвенечное платье - [47]
«Велико и прекрасно море, когда смотришь на него с душой, полной глубокого чувства! Как сильно оно волнует душу! Как возносит оно нашу мысль к его первоисточнику — Небу! Как красноречиво говорит оно о ничтожности человека и величии Создателя!
Век остался бы я на этом берегу, где мы бродили вместе с тобой, где я, кажется, могу отыскать следы твои. Не любовью человека люблю я тебя, нет, я люблю тебя, как весной цветы любят солнце как море любит небо в ясные ночи как вечно земля любит своего Творца.
Да простит мне Господь мою гордость, но в эту минуту я вызываю на бой все препятствия, способные разлучить нас с тобой, даже саму смерть. Все перемешивается и изменяется в природе: один запах переходит в другой, одно облако исчезает в другом, одна жизнь сменяется другой; отчего одна смерть неизменна? Если все живет этим переходом, этим смешением, почему же смерть, это необходимое условие всего живущего, эта конечная цель, которая замыкается вечностью, почему она одна бесплодна? Творец исключил бы ее из сил природы, если бы она была только деятелем разрушения, если бы она, разъединяя наши бренные тела, не соединяла душ.
Сама смерть не в силах разлучить нас с тобою, Цецилия! Господь сокрушил смерть.
До свидания, Цецилия, мы еще, может быть, увидимся с тобой в этом мире, но в том соединимся».
— Да, да, ты прав, бедный Генрих, — проговорила Цецилия, — до свидания!
В эту минуту раздался крик в комнате маркизы. Девушка бросилась туда, и в коридоре столкнулась с Аспазией.
— Что случилось? — закричала Цецилия.
Горничная не ответила, тогда она сама устремилась в комнату бабушки.
Голова маркизы была запрокинута назад, а рука безжизненно свисала с кровати.
— Бабушка! — кричала Цецилия, сжимая ее руку. — Бабушка!..
Рука маркизы была холодна. Цецилия стала обнимать ее, заклиная ответить, но тщетно: она умерла.
Пока Аспазия выходила зачем-то из комнаты, апоплексический удар поразил маркизу.
Все было уже кончено, когда Цецилия вернулась из министерства. Девушка подумала, что бабушка спит, но она была мертва.
Маркиза умерла без боли, без жалоб, без судорог, умерла, как жила, не думая о смерти, не заботясь о жизни; умерла в ту минуту, когда существование ее в первый раз сделалось горьким, а может быть, и невыносимым.
Это странно, но когда два горя поражают одного человека, то одно защищает от другого: одно несчастье подавило Цецилию, против двух она восстала с твердостью. К тому же смерть Генриха, возможно, внушила ей один роковой план, который теперь, со смертью маркизы, можно было исполнить.
При виде мертвого тела Аспазия объявила, что крайняя необходимость заставляет ее спешить и что она ни минуты более не останется в этом доме.
Цецилия рассчиталась с ней и, поручив хозяину заняться похоронами маркизы, ушла в свою комнату и отперла комод.
Она достала свое подвенечное платье.
Слезы, которые Цецилия так долго сдерживала, хлынули из ее глаз. Они принесли ей некоторое облегчение. Не случись этого, она бы не перенесла всех постигших ее несчастий.
Наплакавшись над платьем, поцеловав каждый букет, каждый цветок, она подняла руки к небу, восклицая: «Генрих! Генрих!» Затем она накинула на себя вуаль и ушла из дома.
Расчет с Аспазией истощил ее последние средства, и, чтобы заплатить за издержки, связанные с похоронами маркизы, и исполнить свое намерение, надо было расстаться с платьем.
Она поспешила к одному купцу, приобретавшему ее рисунки, и показала это чудо труда и искусства. Взглянув на платье, этот человек сразу оценил его по достоинству, но объявил, что не в состоянии купить его. Он дал девушке адреса нескольких лучших магазинов.
В тот же день Цецилия ездила в эти места, но наряд никто не купил.
На следующий день похоронили маркизу. Хозяин дома, считая госпожу ла Рош-Берто довольно богатой, принял на себя все издержки.
После похорон Цецилия опять поехала к некоторым состоятельным людям. Мы видели, как бедная девушка попала в дом к Фернанде и как принц, тронутый слезами Цецилии и вместе с тем желая угодить актрисе, купил это удивительное платье, заплатив деньги в тот же день.
Получив три тысячи франков, девушка призвала хозяина, рассчиталась с ним и объявила, что уезжает, но так и не сказала, куда именно.
На следующий день Цецилия действительно покинула дом. Первое время людей, знавших девушку, чрезвычайно занимал ее странный отъезд, и о нем много говорили. Но потом мало-помалу ее имя стало все реже звучать в разговорах, и вскоре о Цецилии вовсе забыли.
Глава Х
Заключение
Три месяца спустя после описанных нами событий красивый торговый бриг совершал свое плавание к Антильским островам, стараясь попасть в пассатные ветра, которые постоянно дуют в тропиках. Это был бриг «Аннабель», наш старый знакомый. Он покинул лондонский порт две недели назад и шел с грузом в Гваделупу. Когда было около пяти часов вечера, вахтенный матрос вдруг закричал:
— Земля!
Это магическое слово обычно производит сильное впечатление на путешественников и даже на самих моряков. Все пассажиры высыпали на палубу. В их числе была и молодая девушка лет девятнадцати или двадцати.
Она направилась к лоцману, который, заметив ее приближение, почтительно снял головной убор.
