Подвалы кантовской метафизики: Дедукция категорий - [60]

Итак, нет никаких оснований сомневаться в том, что в момент создания первого варианта полной субъективной дедукции в 1775 году (да и впоследствии тоже) Кант полагал, что мысля объективную связь представлений с помощью категорий, мы ставим эти представления в отношение к вещам самим по себе.

Подготовительная работа завершена. Можно непосредственно переходить к реконструкции первоначального варианта дедукции категорий. Наступает кульминационный момент всех наших изысканий. Мы знаем, что в 1775 году Кант трактовал Я, присутствующее в любом акте восприятия, как вещь в себе. С другой стороны, в "достаточной" дедукции Кант показывал, что необходимым условием отнесения представлений к вещам самим по себе как нечувственным субстратам феноменов является их связывание с помощью категорий. Но Я 2  0есть одна из вещей самих по себе и тоже - нечувственный субстрат представлений (вещи сами по себе могут быть обозначены переменной z, одно из значений которой (а) есть не что иное, как Я). Следовательно, все представления, которые имеют отношение к Я, связаны в соответствии с правилами, вытекающими из категорий. Поскольку же воспринимать можно только то, что имеет отношение к Я, то все возможные предметы восприятия подчинены категориям - что и требовалось доказать в трансцендентальной дедукции категорий.

Важно отметить, что в отличие от более поздних вариантов дедукции, данный аргумент позволяет решить задачу доказательства необходимого отношения явлений к категориям субстанции, причины и взаимодействия. В самом деле, Кант показывает, что, к примеру, последовательность представлений мыслится объективной лишь в том случае, если мы предполагаем, что она подчинена закону причинности (XVII: 648). Поскольку Я есть одна из вещей в себе, и так как представление последовательности в качестве объективной означает отнесение многообразного к вещам самим по себе, то всякая смена представлений лишь тогда может иметь отношение к нашему Я, т.е. быть воспринята, когда она подчинена закону причинности. От чего зависит действенность этого и подобных ему аргументов?

Она связана с анализом конкретной формы чувственного созерцания - времени. Если же говорить о других возможных формах чувственных созерцаний, то вновь может возникнуть вопрос, не окажется ли достаточно для отнесения представлений к объектам не всех, а лишь некоторых категорий, и не останутся ли какие-то категории вообще без соответствующих модусов чувственности. Вопрос этот выглядит неразрешимым, из чего можно сделать два вывода.

Во-первых, первоначальный вариант дедукции сущностно связан с доказательством объективной значимости категорий по отношению к многообразному наших 2  0форм чувственного созерцания, а не к многообразному чувственных созерцаний вообще, и это обстоятельство еще более подчеркивает неизбежность отождествления Кантом во второй половине семидесятых годов категорий с модусами чувственности.

Во-вторых, попытка Канта (незадолго до появления "Критики") развести категории и модусы чувственности, доказывая необходимое отношение категорий к предметам чувственного созерцания вообще, была обречена на неудачу, даже если бы в это время он придерживался тех же взглядов на природу Я, что и в 1775 году.

Обсудим теперь некоторые детали первоначального варианта трансцендентальной дедукции категорий. Мы выяснили, что для доказательства необходимого отношения явлений к категориям в 1775 году Канту достаточно было совместить два положения: 1) необходимым условием отнесения представлений к вещам в себе является связывание этих представлений с помощью категорий, и 2) Я есть вещь в себе.

Оба этих тезиса принимались Кантом в 1775 году, и он вполне мог соединить их. Как доказать, что он сделал это? В текстах "Дуйсбургского наследия" мы не найдем доведенных до конца рассуждений. Мы можем опереться на некоторые чуть более поздние формулировки, к примеру, "представления не могут быть связаны в сознании, если они не рассматриваются относящимися к некоторой данности (как объекту)" (XVIII: 9). Но в этом нет особой надобности, ибо теперь, когда нам ясны кантовские мотивы соотнесения Я и объектов, в качестве доказательства может работать неоднократно высказываемая Кантом в рукописях 1775 года мысль об их параллелизме (XVII: 646, 648) - в контексте совмещения категорий (как понятий об объектах) и функций единства многообразного в душе (XVII: 648, 664), т.е. таких функций, которые полагают восприятия во внутреннем чувстве относительно тождественного Я.

Но здесь не все так просто. Кант подчеркивает, что идентификация функций единства представлений в душе с категориями как "функциями апперцепции"  не может быть полной (см. XVII: 646, 648). И вообще, правильнее говорить об имплицировании одних другими. Дело в том, что, связывая представления с помощью категорий, мы относим их в разных случаях к разным трансцендентальным объектам, а в целом - к неопределенной вещи в себе, т.е. к вещи, как она есть, вообще, в то время как наши "субъективные функции души" являются непосредственными формами отнесения представлений к конкретной вещи - Я. Соответственно, эти функции, хотя и параллельны категориям (см. XVII: 649), но отличаются от них степенью общности: "объект может быть представлен только сообразно отношениям субъекта т.е. посредством "субъективных функций души" и есть только лишь само это субъективное представление (субъекта), только сделанное всеобщим" (XVII: 646; см. также XVII: 648, 649, 650). Другими словами, категории отличаются от "действий души" "необходимостью отношений, проистекающей из всеобщности" (XVII: 649).