Подсвечник Чпока - [20]

— Ааааах, — шумно выдохнул, приземлившись на ноги, Ерепень.

— Ааааах, — бурно вторила ему со своих трибун толпа.

Долго падал мертвый уже Плинтус, и не упал еще, а уже повскакивали со всех мест людишки Шалыми нанятые, в зрителей переодетые и средь Спортивных затесавшиеся, затаившиеся покамест до времени, достали из под сидений своих мотки веревок канатных, размотали, а на конце каждой шар каменный гладкий крепится, размером с грейпфрут, и давай этими веревками крутить-вертеть, засвистели шары, пошли грецкие орехи колоть, много Спортивных полегло в тот день, на горесть бабам ихним, и на радость Шалым, вновь обретшим прежний покой.

Сход

После случая с Морожеными слава Чпока разрослась, зашумела по району. Сам он себя произвел в Шалые. Другие Шалые тому не перечили, уважали.

После победы над Спортивными время настало спокойное, легкое, пришла пора сход проводить, давно уж не собирались, не калякали. Пригласили и Чпока на сход.

Перед сходом Чпок пересчитал накопленных за последнее время Лысых. Насчитал девяносто. «Как раз», — подумал Чпок, вызвал Любку, Надьку и Верку и запихал им по тридцать в пезды. Отправил их в Польшу за цепурой себе самому. Пришел, наконец, и его черед, не все Гонцов за чужой голдой гонять.

Сход назначили на трассе, в «Кабанчике». Чпок явился с новенькой, радостно блестевшей, не потемневшей еще от времени цепурой. Были здесь и Сухостой, и Коля Маленький, и много новых незнакомых Чпоку рож. Сухостой представил Чпока остальным, они одобрительно гудели, кивали. Гремели цепурами, большими и поменьше.

Первым неожиданным вопросом повестки было исчезновение Серых. Восприняли положительно, удивлялись. Как это и куда они вдруг скопом исчезли? Серые бежали стремительно и быстро, в одночасье собрав монатки и слиняв со всего района, и Райцентра, и Левого берега. Поговаривали, что и по другим районам их не осталось. Вроде бы до самого Северного и Восточного морей, по тундре и тайге не сыскать ни одного Серого. Только в Столице за крепкими стенами их последний оплот. А почин их бегству был положен Приморскими. Завелись на востоке, на морском берегу, шестеро отчаянных смельчаков, пацанят совсем малых и стали валить Серых. Сидели двое Серых хрюнделей в кафе, жировали, баловались, как водилось у них, на отжатые у простого люда бабули, беленькой да хавлом, позабыв про острожность, расслабились, фуражки сняли, пуговицы расстегнули, волыны на стол положили, утирали жирный пот со лбов, как ворвались вдруг Приморские и давай их по тыквам хуярить железными палками, выбивая кровь и мозги, пока не превратились они в липкую слизь. Так завладели Приморские волынами, потом шмальнули постовых и забрали автоматы, стали жечь и марать Серых по всей местности. Долго не могли их Серые словить, укрывались Приморские в таежной гуще. Послали целую дивизию против них, но вся она была пожрана злющими таежными москитами. И только вторая армия, с танками и бронетранспортерами, справилась, спалила, сравняла шалаш Приморских с землей. Те Приморские полегли, но прослыли героями, да и положили другим пример, стали по далеким краям люди подыматься, гонять Серых. Там и тут полыхали огни, грохотали взрывы, раздавались автоматные очереди. По всей Стране возводили Приморским памятники — шестеро молодцев стоят кругом, подняв вверх правые руки и скрепив их в единый кулак. Мало осталось Серых, а оставшиеся испугались дюже и бежали прочь, за столичные стены.

— Так что власть теперь наша вся, надо только знать, что с ней делать, — подытожил Коля Маленький.

Вторую неожиданную новость восприняли грустно.

— Вот вы живете все по-прежнему, как будто ничего не происходит, все течет по заданному руслу, и так будет всегда, — начал Сухостой, смеясь и скалясь.

— А чего, чего тут такого, — раздался гул голосов.

— А то, что как прежде, больше не будет! — объявил Сухостой.

— А чего, чего происходит-то? — заудивлялись все, заспрашивали.

— А то, что не замечали вы, не прикидывали, что Лысых-то поток поиссяк, заканчиваются они! — ошарашил всех Сухостой.

Все на миг притихли, а потом заголосили, затараторили, грохоча цепурами.

— Да точняк, вот раньше Скупщики докладывали, что десяток в день идет, а теперь говорят, один, два на неделе приплывают, — жаловался один.

— Да я думал, это, может, сезон такой, а в будущем, может, все исправится, — говорил другой.

— Во, выходит, на, почему мне на цепуру нормальную, на, не хватает, на, — догадался третий.

— А что же мы теперь делать будем? — вдруг спросил кто-то.

И снова все замолчали, наступила тягучая кислая тишина. Один молодой Шалый, чесавший репу, так и замер с открытой пастью и застрявшей в копне всхлобученных волос клешней.

— На хозяйство надо переходить, вот что! — нарушил тишину шепелявый голос лысого беззубого старичка с огромной цепурой, обмотанной вокруг его сухонького тела аж до самого пояса.

— Точно, точно, на хозяйство, — обрадовались все, снова заверещали, заголосили. — Пора профиль менять! — кричал один.

— Не вечно ж нам с этими Лысыми цацкаться! — вторил ему второй.

— Будем расширяться! — подытожил Сухостой.

На том и порешили.

Шейх