Подружка – кровь с молоком - [27]

– Можно забыть про то, что она зайдёт к нам завтра и поиграет с Карлхайнцем.

– В кино она тоже наверняка не захочет пойти.

– А это было так близко и возможно, ещё бы чуточку – и мы бы стали неразлучными подругами. – Дака показала эту «чуточку» большим и указательным пальцами: толщину почтовой марки.

– А я уже была вся в этой дружбе, – вздохнула Сильвания. – Размечталась. Кусачий папа – это реальный тормоз для любого контакта.

– Фумпс.

– И не говори.

– И что теперь делать? – спросила Дака.

– Теперь поможет только одно.

Девочки встали как по команде. Сильвания достала из футляра свою виолончель, а Дака взяла барабанные палочки и села за ударную установку. Она постучала одной палочкой о другую и воскликнула:

– Ону, цой, трош! – потом изо всех сил ударила по барабану. Её руки, словно ветрила мельницы в бурю, замелькали над установкой. При этом она изо всех сил кричала: – Йе, йе, йе!

Сильвания водила смычком по виолончели, тряся головой вперёд и назад так, будто её только что ударило током. Пара волосинок на смычке порвались, но Сильвания даже не заметила этого. Она закрыла глаза и от напряжения стиснула губы.

Сильвания и Дака делали всё это не для того, чтобы досадить отцу, спящему в подвале. Даже если бы они хотели, всё равно не смогли бы. Гроб вампира был слишком хорошо изолирован. Кроме того, у господина Тепеза был крепкий сон, особенно среди дня. Сильвания и Дака играли только для себя. (Можно предположить, что никто другой и не захотел бы слушать эту музыку. Кроме Карлхайнца.)

Их старый учитель музыки в Бистрине назвал бы это свободной импровизацией, Дака же называла это радикальным рагга-джемом. Для ушей он был не особенно хорош, но зато хорош для живота. Особенно когда ты полон гнева и печали, которые нужно куда-то избыть. В то время как Сильвания обеими ногами прочно упиралась в пол, Дака то и дело вскакивала, чтобы проделать мёртвую петлю.

– Бой, бой, бой! – кричала она, приземляясь, и стучала в воздухе палочками друг о друга.

Дака и Сильвания думали, что играют лишь для себя. Но они не знали, что мать оставила открытой дверь на террасу перед тем, как уехать в город с двадцатью крышками для унитаза. Кроме того, они не знали, что барабанные дроби и вибрации виолончели в виде облака акустического дыма уже вились вдоль Липового тупика. Особенно отчётливо их было слышно в соседнем доме № 21. Близняшки не могли знать, что Дирк ван Комбаст стоял на своей террасе, обратившись лицом к двери террасы Тепезов. И уж совсем они никак не могли знать, что творилось в его голове. Поскольку и сам Дирк ван Комбаст порой не понимал, что с ним.

Неопознанный летающий субъект

Дирк ван Комбаст прислушивался, склонив голову набок, к болезненно фальшивым звукам, исходящим из дома Тепезов. Ничего подобного он никогда не слышал. Это звучало так, будто свихнувшиеся обезьяны безумствовали в оркестровой яме. Дирк ван Комбаст воткнул себе указательный палец в ухо и раскачивался, но лучше от этого не становилось. Он тряс головой так, будто в уши ему попала вода. Но и это не срабатывало. Обезьянье буйство продолжалось.

Он наблюдал за домом № 23 всю вторую половину дня.

Субъект Э. Т. час назад уехала из дома, прихватив с собой приблизительно двадцать (Дирк ван Комбаст не был уверен в цифре, но с виду казалось так) крышек для унитаза. Субъекты М. Т., С.Т., а также Д.Т. приехали домой с полчаса назад на старинном автомобиле. Они без слов скрылись в квартире, а потом разраздался грохот.

Дирк ван Комбаст перегнулся в сторону соседской террасы и мысленно прошептал: «Мамочка, если бы ты могла это слышать. Это довело бы тебя до безумия. Если бы ты уже не была безумной». Под грохот барабана пронзительный голос выкрикивал что-то вроде «хой» или «бой». Что всё это значило? Дирк ван Комбаст решил выяснить.

В своих мягких и уютных небесно-голубых домашних тапках он бесшумно пробрался на террасу Тепезов. Большая стеклянная дверь, ведущая в гостиную, стояла открытой. Господин ван Комбаст просунул голову внутрь и огляделся. В комнате никого не было. Дирк ван Комбаст скользнул в дверь и очутился внутри. Он был даже слегка разочарован. Комната выглядела вполне нормально. Мебель была старая, на потолке висела большая люстра, ковёр на полу был светлый и пушистый, а перед диваном стоял кошачий лоток. Правда, наполнитель в этом лотке выглядел подозрительно тёмным.

На бесшумных мягких подошвах Дирк ван Комбаст прошёл дальше, в холл. Шум исходил сверху. Тем не менее он заглянул и в кухню. С соседями, которые приносят в подарок шнапс со лжегусеницей, лишняя осторожность не повредит. В кухне всё выглядело хаотично, но в остальном он не заметил там ничего необычного.

Мужчина медленно поднялся по деревянной лестнице. Дверь комнаты, откуда доносился грохот, была лишь прикрыта. Господин ван Комбаст неуверенно остановился. Тут шум стал таким пронзительным, искажённым и оглушительным, что ему уже захотелось быстро сбежать по лестнице и через террасу спрыгнуть на свой участок № 21. Он мог бы ещё устроить себе уютный вечер с журналом о парусниках и стаканом пахты. Он мог бы позвонить господину доктору Бонэ, ухо-горло-носу, и договориться с ним о партии в сквош. Он мог бы заняться собой: выстричь подросшие волосы в носу, принять ванну с бурбоново-ванильной добавкой или счистить со ступней ороговевшую кожу. Вообще было много разносторонних и заманчивых возможностей.