Подручный смерти - [19]

Но вскоре я чувствовал, что вне панциря уязвим. Понимал, что чем полнее раскрою свои чувства, тем больнее будет разрыв. Поэтому я быстро переходил в третью фазу – искал пути к отступлению. Пустяки начинали меня раздражать, фантазии мои становились чересчур требовательными, из речи исчезали добрые слова. Атмосфера наших отношений постепенно становилась затхлой, и я снова прятался в своей оболочке.

Так моя жизнь превратилась в повторяющийся кошмар.

Изнутри кафе оказалось, в основном, таким, каким я его запомнил. В узком пространстве вокруг барной стойки расположилось чуть больше десятка полированных деревянных столиков. Полумрак оттеняли встроенные в потолок маленькие яркие лампочки. На стенах висели картины местных живописцев. За столиком у окна я сидел, наверное, тысячу раз или больше. Два года перед смертью я заходил сюда каждый вечер после работы. Но сейчас меня, конечно, никто не узнал. Живые мертвых почти не замечают, а зомби привлекают внимание не больше, чем их собратья под землей. Мы ничего не делаем, ни к чему не стремимся, ни на что не влияем – поэтому нас благополучно игнорируют.

Смерть заказал кофе у стойки, и я представил, что на ней до сих пор остались отпечатки моих локтей.

– Кто-нибудь прихватил Жизненное Досье? – спросил он.

– Без него обойдемся, – заверил Мор. – Я его просмотрел на ночь. Подробности – вот тут, – он постучал пальцем по виску.

– Кто у нас сегодня?

– Пара. Он: двадцать лет, среднего роста, темные волосы, в очках. В общем, ботаник-псевдоинтеллектуал. Она: на год старше, ниже ростом, крашеная блондинка, по неведомой причине ловит каждое его слово. О вкусах данных нет… Болезнь вручается ему, он заражает ее, и они распространяют ее дальше. – Он улыбнулся. – Да, спасибо, я буду эспрессо.

Оба, как по сигналу дистанционного пульта, посмотрели на меня.

– Капуччино, – сказал я.

Я сам выбрал свой любимый столик. Напротив, храня полное молчание, сел Мор. Видимо, он о чем-то серьезно размышлял, пока Смерть дожидался кофе. На улице толпились люди, море мягких тел, хаотически движущихся, снующих, точно муравьи. Я смотрел на них, и меня охватила ностальгия. Страстно захотелось быть таким же здоровым и румяным, как они. Вспыхнуло воспоминание о новизне и свежести человеческого существования. Я завидовал их жизни, их целостности и даже смертности… Правда, ненадолго. Мои размышления прервал Мор.

– А знаешь, – начал он в своей обычной вкрадчивой манере, – тебе стоит работать в Отделе Болезней. Здесь всегда полно работы. Эпидемии, случайные заболевания, легкие недомогания. И приятно, что рабочую нагрузку можно планировать самому.

Он самодовольно улыбнулся.

– У нас самая высокая производительность. Конечно, некоторые имеют дело с индивидуальными случаями, – он небрежно махнул в сторону Смерти, – но при работе с болезнями карьерный рост гарантирован. Цифры говорят сами за себя.

В окно заглянул толстый бородатый мужчина и улыбнулся какой-то женщине. Зашел, сел и положил ей на плечо руку. Мор размахивал руками, все больше воодушевляясь:

– В нашем деле главное – это план. При минимальных затратах нужно добиться максимальной отдачи. Вот «черная смерть», к примеру. Вирус Pasturel'la pestis был сконструирован специально под блох, которые переносили его с континента на континент на спинках крыс. Хорошо придумано. Мы запустили его в Китае, сели поудобнее и принялись наблюдать за распространением. До Европы он дошел за год, – он поднял указательный палец, – и выкосил половину Англии. Через три столетия население Лондона не превышало трех четвертей прежней численности. Коэффициент смертности тогда составил 99,99%. Сейчас такое – редкая удача.

Женщина поцеловала бородатого и достала из сумки фотографию. На снимке двое детей купались в бассейне.

– Мы надеемся, что нынешняя серия будет так же эффективна. Болезнь нового типа. – Он резко засмеялся. – Шеф хочет бомбу замедленного действия под грядущее тысячелетие. Такие совпадения убеждают живцов в том, что в жизни есть нечто большее, чем сама жизнь.

Он накрыл мою руку ладонью. Она была мокрой и холодной.

– Но высокотоксичные, смертельные болезни широкого радиуса действия – вот наши передовые рубежи. Мы разрабатываем новые методы стимуляции мутаций и воссоздания благоприятной среды для развития уже имеющихся болезней. Много лет весьма успешной была малярия, однако мы работаем и с оспой, дифтерией, холерой, туберкулезом и другими заболеваниями. Важно разнообразие. Помимо смертельных, мы постоянно экспериментируем и с незаразными, или заразными, но не смертельными. Гингивит, острицы, простуда, невротические расстройства тоже требуют четкого плана и высокой квалификации…

– Зачем вы мне все это рассказываете. – перебил я.

Он убрал ладонь и оглянулся через плечо. Смерть пытался пристроить три чашки в две руки.

– Потому что ты не первый стажер, кому примеряют непомерно большие сапоги Гадеса, и не последний. Я посоветовал бы тебе подумать насчет перевода, пока не поздно.

Он наклонился ко мне и прошептал:

– И держись подальше от Глада.

Я хотел спросить, кто такой Гадес и почему надо держаться подальше от Глада, но к нам подошел Смерть с чашками. Несколько мгновений эти вопросы повертелись внутри моего черепа, но мозг еще не умел создавать связь между желаниями и их реализацией, и не успел я оглянуться, как удобный момент был упущен и беседа перепорхнула на другое.