Подросток. Исполин. Регресс. Три лекции о мифологических универсалиях - [11]

Итак, мы для начала обрисовали себе возраст нашего героя. Я уже здесь упомянула замечательное словосочетание «половая зрелость». Почему это критично? Потому что в состоянии полового созревания эмоции нашего подростка будут бешено зашкаливать, а, как сто раз говорилось, всё, что мифологично, всё эмоционально, и наоборот. Отметили, идем дальше.

Как мы прекрасно знаем из самых различных текстов, наш эпический герой в конкретных текстах не всегда будет изображаться подростком. Самый яркий пример – Илья Муромец, да и Геракл сюда же. Илья Муромец, если мы берем его эпическую биографию как данность, тридцать три года сидел на печи, а, как вы прекрасно понимаете, возраст тридцать три года для традиционного общества это такая уже очень серьезная зрелость, то есть это на наши годы человек, которому за пятьдесят и хорошо за пятьдесят. Действительно, Илья Муромец всегда старый. Это абсолютно ему не мешает вести себя в традициях двенадцатилетнего. Совершенно. Хотя возраст его заявлен как старый.

Пока что берем наших подростков сравнительно реальных. Итак, это возраст чрезвычайной эмоциональной нестабильности. Это возраст, когда человек, с одной стороны, способен уже занять свое место во взрослом обществе, с другой стороны, еще не обладает достаточным жизненным опытом, чтобы это самое место занять. И мы получаем потрясающие ножницы – между тем, что человек хочет сделать, и тем, что он может сделать. И вот эти проклятые ножницы (хочет много – может мало, причем мало, заметьте, по недостатку жизненного опыта) создают нам в принципе и эпос, и сказку как явление культуры. Собственно, они создают тот самый шаманский миф, о котором я писала более двадцати лет назад, следуя Проппу и его работам, – миф, где главный герой занимается вопросами мироустройства. Это шаман-первопредок, который создает современный облик мира, это герой шаманского мифа, но при этом количество дров, которые он ломает, немерено, – просто все окрестные леса были им переломаны, и это почти не шутка.

И сразу же еще один момент, сильно забегая вперед. Когда мы читаем, не к ночи будь помянуты, советские работы по эпосу, мы читаем, что князь Владимир представляет эксплуататорскую верхушку и в силу этого притесняет рабоче-крестьянского Илюшеньку Муромца. И от этого у нас с вами вянет всё, что может завять, но, с другой стороны, для современного читателя подобные тексты неопасны, потому что вы прекрасно понимаете, что это несколько более «советская наука», чем наука в принципе. Когда мы читаем, применительно к разбору Гомера, про отрицательного Агамемнона, который не понимает такого замечательного Ахиллеса, я уже сейчас не помню, какие там именно претензии Агамемнону предъявлялись, с этим опаснее, потому что проще принять такую точку зрения, она там не очень окрашена социально, но все равно позиция: Ахилл – хороший, Агамемнон – плохой. Когда мы с вами читаем изложения греческих мифов о Геракле, где Эврисфей жалкий, трусливый, мерзкий, отвратительный (список негативных качеств добавить по вкусу, от Аполлодора до Олди со всеми остановками), а Геракл весь из себя такой замечательный, мы не думаем о том, каково было бы нам с вами на месте Эврисфея. У меня Эврисфей, наверное, любимый герой в мировой мифологии. Мне его так жалко, что у меня слов цензурных нет. Это тот случай, когда превосходную степень допустимо выражать матерно. Краткое содержание мифов о Геракле без подробностей. Жил да был чувак, подверженный приступам безумия, исполински сильный, пожёг в приступе безумия своих детей, детей брата, был за это богами мне навязан в качестве, так сказать, раба. Вообще-то, когда я раба покупаю, я покупаю того раба, который мне нужен, а тут меня боги не спросили, а у меня, между прочим, Микены, а Микены, между прочим, культурная столица и люди там живые, привыкли жить цивилизованной, сравнительно спокойной жизнью. И я должен десять лет, а даже не десять, а двенадцать вот с этим вот ходячим ужасом как-то взаимодействовать и как-то свои Микены удержать целыми и невредимыми. Понимаете, вот это вам позиция, в которой оказался бедняга Эврисфей. Я так думаю, что то, что его в мифах изобразили предельно отрицательным, это была наименьшая из проблем в его биографии, ежели на него смотреть как на сравнительно реальную личность. Понятно, что он есть личность вымышленная, но всё-таки. Понимаете, его задача уберечь свои прекрасные высококультурные Микены от этого сокровища, который, в очередной раз зайдя к кентаврам… Продолжаю лирическое отступление, это нам потом понадобится. Только вдумайтесь в миф про то, как Геракл перебил кентавров. Геракл приходит к своему знакомому кентавру Фолу и говорит: «Давай выпьем, у тебя же есть вино». Фол говорит: «Это вино принадлежит всем кентаврам, не могу открыть». – «Фигня, – говорит Геракл. – Давай открывай и наливай». И когда на запах вина сбежались кентавры… Вы себе представляете, сколько надо выпить, чтобы запах по всем горам пошел?! Эта добрая душа выдул все запасы вина кентавров, а потом по пьяни их перебил, включая своего друга кентавра Хирона. Всё еще хотите иметь дело с Гераклом? Или вы начинаете проникаться некоторым сочувствием к бедолаге Эврисфею?