Подробный отчёт о колченогом Риколетти и его ужасной жене - [12]

— Я презираю мошенников. Ваши фокусы, — все эти шёлковинки, смолой приклеенные к кольцам, кусочки ткани, пропитанные парафином, которые вы суёте под колпак лампы, и прочее, — были бы безобидным развлечением в ярмарочном балагане, но вы растлеваете разум. Вы питаетесь людским горем и надеждами, а взамен предлагаете лишь обман.

— Люди жаждут быть обманутыми. Жизнь слишком груба и неприглядна. Поверьте, signor Холмс, двоим калекам это известно лучше, чем кому-либо.

— Но вы вступили в сговор с бессердечным человеком, который едва не свёл с ума отца и был готов убить брата.

Риколетти прижал руку к груди.

— Клянусь, я этого не знал. Мистер Огастес и в самом деле просил нас говорить дурное о грядущей женитьбе брата, но он объяснил это тем, что девушка недостойна лорда Клаттена, что её брат — игрок, а отец замешан в какой-то некрасивой истории в Индии. Я не знал, какую страшную игру он ведёт, клянусь!..

— И сулили смерть в доме?

Риколетти вздохнул.

— Паола бывает излишне драматична. Итальянская кровь, сэр.

Я внимательно посмотрел на Риколетти — на его полное румяное лицо, зелёный с золотом парчовый жилет, массивные брелоки, серебряный набалдашник трости с узором из трилистников.

— Вы — ирландец?

Риколетти изумлённо распахнул глаза, а потом рассмеялся.

— Мистер Холмс, у вас дар, несомненный дар! — сказал он совершенно без акцента. — Ричард Келли, к вашим услугам. Имя, не слишком пригодное для духовидца и магнетизёра, скорее, для ученика аптекаря. Я и работал в аптеке, когда с Паолой случилось несчастье, это я накладывал ей первые повязки.

Перед моим внутренним взором встало лицо мадам Риколетти — и я понял, каким ослом был до сих пор.

— Она обгорела? Пожар?

Риколетти кивнул.

— Вся её семья погибла. Отец и обе сестры. Её отец был учителем музыки, а Паола пела на сцене. И как пела, мистер Холмс!.. Точно ангел на небесах. Да и собой была хороша, словно ангел.

— Она потеряла голос?

— Ей даже говорить на ходу нелегко, задыхается. Иногда, правда, тихонечко споёт для меня, дома… Но тяжело напоминать себе, чего лишился. Зато говорит на все голоса, в нашем деле это бесценно.

Риколетти на мгновение умолк, потом прочистил горло и произнёс:

— Мистер Холмс, вы, возможно, и правы. Я обманываю людей. Но не Паола. Если хотите разоблачить мошенника — обвиняйте меня, а её, ради всего святого, не трогайте.

— Мистер Келли, — начал я, подумав, — или Риколетти, как пожелаете. Я не стану вас ни в чём обвинять. Но даю вам две недели, чтобы покинуть Лондон. Иначе пеняйте на себя.

Риколетти поклонился и ответил:

— Я понял. Благодарю вас, сэр.

***

Холмс прикрыл глаза и, запрокинув голову, уткнулся макушкой в спинку сиденья. Я молча ждал, глубоко поражённый его рассказом.

— Почти неделю, — помолчав с полминуты, промолвил мой друг, — я не имел вестей от семейства Тинсбери. Но во вторник леди Ианта сама навестила меня. Тогда-то, дорогой друг, вы её и видели. Признаюсь, я не ожидал её визита и не мог представить, для чего она решилась прийти.

— Мистер Холмс, — сказала леди Ианта, сев у огня, — мой отец распорядился не пускать вас на порог, но мне, по счастью, удалось убедить мисс Поллард, — она осталась внизу, в кэбе, — что мы обязаны поблагодарить вас и расплатиться. Эдвард настоятельно просил вас прислать ему счёт. Он всё ещё не оправился после того, что произошло в тот страшный день, иначе, не сомневайтесь, он был бы здесь со мной. Мы обязаны вам всем: нашим рассудком, жизнью и спокойствием в доме.

— Что с вашим вторым братом, мистером Меллишем, миледи?

Леди Ианта грустно улыбнулась.

— Что бы ни говорил отец, он поверил вам, мистер Холмс. Огастеса отправили в деревню под присмотром доктора Стэвордейла и сиделки. Оглашение помолвки Эдварда и мисс Ройланс состоится на будущей неделе. Риколетти покинули наш дом и отбыли в неизвестном направлении.

— Что ж, тогда я считаю свою работу выполненной, миледи.

Леди Ианта потупилась, а потом смущённо произнесла:

— Если позволите, сэр, я бы хотела задать вам ещё один вопрос. Помните, я рассказывала вам о заплакавшем портрете и почерневших цветах? Огастес зло рассмеялся мне в лицо, когда я спросила, как он это сделал. Может быть, вы раскроете эту тайну? Она продолжает меня тревожить.

— Охотно, миледи, — ответил я. — Полагаю, на портрет в области глаз была нанесена полупрозрачная смесь парафина и минерального масла. Она тает при довольно невысокой температуре — лампы, зажжённые по сторонам от портрета, создавали достаточно тепла, чтобы смесь потекла, создав иллюзию слёз.

— А цветы?

Я улыбнулся.

— Цветы!.. Миледи, не соблаговолите ли вы дать мне вашу розу?

К платью леди Ианты были приколоты цветы, среди которых я заметил бутон алой розы. Её Милость осторожно вынула розу и протянула её мне. Я отошёл к столу с химическими реактивами, налил в плоскую чашку немного нашатырного спирта, поставил её на поднос, закрепил над чашкой розу и накрыл полученное сооружение большим мерным стаканом.

— Прошу, миледи, смотрите внимательно, — сказал я, ставя поднос перед леди Иантой на столик.

Когда на бутоне проступили чёрные крапинки, леди Ианта ахнула.

— Как видите, всё достаточно просто. Нашатырный спирт и закрытый объём. Помнится, в вашем музыкальном салоне стоят часы под стеклянным колпаком. Убрать букет на окно, за штору, чтобы его не было видно из комнаты, поставить рядом нашатырь, накрыть колпаком. А потом снять колпак и переставить букет на место — дело секундное, ваш брат без труда мог проделать всё это, пока не изобразил обморок. Каюсь, я понял это не сразу, а лишь когда вспомнил, что вы говорили о запахе нюхательных солей леди Олтенбридж. Запах из флакона невозможно ощутить, если не поднести его к самому носу. В салоне пахло парами нашатырного спирта.