Подпольный Баку - [68]

Ранний визит Михайловского, его беседа с глазу на глаз с Гаджи и желание увидеть Сону-ханум пробудили в Жене любопытство. Ей захотелось узнать о причине столь несвоевременного посещения. Поэтому она то и дело попадалась на глаза директору реального училища.

Тот, заметив пристальный взгляд молоденькой служанки, которая слишком уж часто появлялась в гостиной, провел рукой по волосам, поправил галстук и обратился к ней с вопросом:

— Скажите, пожалуйста, милая девушка, скоро ли проснется Сона-ханум?

Женя посмотрела на большие стенные часы.

— Госпожа давно проснулась. Но должна заметить, что до того времени, когда она обычно встает, еще более часа.

Михайловский приветливо улыбнулся.

— Каковы ваши обязанности в этом доме?

— Я смотрю за гардеробом госпожи.

— А гардероб хозяина тоже находится в вашем ведении?

— Нет, у него свой слуга.

— Вы умеете читать, писать?

— Да. Я окончила четыре класса городской школы.

— Где?

— На Волге, в Красном Яру.

— А почему не стали учиться дальше?

— Умер отец, после его смерти семья оказалась в тяжелом материальном положении, и это не дало мне возможности учиться дальше.

— А вам хотелось бы?

— Очень.

— В таком случае, вы должны учиться.

— Ну что вы… Учиться и работать здесь невозможно.

— Мне кажется, Сона-ханум и Гаджи не будут возражать, если вы изъявите желание продолжать учебу дальше.

— О, я была бы счастлива.

— Вам известно, кто я?

— Нет. Однако я знаю, что Сона-ханум и господин питают к вам большое уважение.

— Я директор реального училища, моя фамилия Михайловский. Я пользуюсь уважением не только вашего хозяина и других бакинских миллионеров, но и самого господина губернатора.

— Я рада за вас, господин Михайловский…

— Благодарю за доброе слово. Я вижу, вы воспитанная девушка и совсем не похожи на служанку. Однако служить и жить в доме Гаджи Зейналабдина Тагиева — это большая честь для каждого. Вы должны всегда помнить об этом и ценить оказанное вам доверие. Прислуживать его жене, милой Соне-ханум, великое счастье. Этого удостаиваются не многие. Я вечно буду хранить в своей благодарной памяти то время, когда лично подготавливал к выпускным экзаменам вашу госпожу. А теперь ответьте мне: вы хотели бы закончить экстерном гимназию?

— О, конечно! Это моя давнишняя мечта.

— В таком случае, поручите мне позаботиться об осуществлении вашей мечты.

— С большим удовольствием… Я так вам благодарна!

— Я сам поговорю с вашей госпожой. Соне-ханум и Гаджи будет лестно, если о них в городе будут говорить как о людях, покровительствующих просвещению. Вы могли бы приходить в определенное время в реальное училище, которым я заведую?

— Если госпожа разрешит…

Во время этого разговора Михайловский буквально пожирал Женю взглядом. Ее внешность сводила его с ума еще с того памятного вечера, когда миллионер Тагиев принимал нового губернатора Накашидзе.

Что касается Жени, то она смекнула, что, посещая Михайловского, сможет познакомиться с учащимися реального училища и втянуть их в революционную работу.

Гаджи и Сона-ханум пригласили Михайловского к завтраку.

Хозяин дома был явно не в духе.

— Всеобщая забастовка — страшная вещь, — сказал он, обращаясь к гостю.

Сона-ханум. сверкнула глазами.

— Голодранцы! Скоты! Неблагодарные твари!

Зазвенел телефон, стоявший на столике у двери. Гаджи, поставив стакан на блюдце, подошел к телефону, взял трубку.

— Да, это я, Гаджи… Что?… Говори короче, что произошло?… Забастовка?… У меня?… Говоришь, все бастуют?…

Гаджи швырнул трубку на телефонный аппарат и обернулся к жене.

— На нашей фабрике началась забастовка.

Сона-ханум поднялась из-за стола.

— Негодяи! Нищая шантрапа! — Она подлила в стакан мужа свежего чая. Но почему бездействуют люди Шендрикова?

Гаджи утер платком вспотевший лоб.

— Сторонники Шендрикова тоже принимают участие в забастовке. Иначе нельзя. Рабочие могут отшатнуться от них. Я вызвал Петра Солоухина к нам. Надо заканчивать завтрак.

— Может, ты пригласишь его выпить чашку чая?

— Неплохая мысль. Так и сделаю.

— Он прилично одет? Может вести себя в обществе?

— Интеллигент. Держится отлично, подлинный джентльмен…

Телефонный звонок прервал слова хозяина дома. Он поднял трубку, и по тому, как у него затряслись руки и покрылось мертвенной бледностью лицо, жена и Михайловский поняли: известие не из приятных.

Закончив разговаривать, Гаджи провел рукой по макушке, что он обычно делал в минуты душевного волнения, и расстроенным голосом сообщил:

— На мельнице тоже объявлена забастовка. Иранцы на фабрике примкнули к бастующим. Пока неизвестно, присоединились ли к бунтарям матросы на моих судах. Несомненно одно: эта проклятая зараза проникает всюду.

Вошла служанка и доложила о приходе Петра Солоухина.

Сона-ханум поспешила удалиться через боковую дверь.

— Пусть войдет, — приказал Гаджи. — Вы, господин Михайловский, будете свидетелем нашего разговора.

В комнату вошел небольшого роста человек, смуглолицый, с маленькими усиками.

— Присаживайтесь, позавтракайте со мной, — приветливо сказал хозяин.

— Благодарю вас, господин Гаджи, — ответил вошедший, подсаживаясь к столу. — Итак, случилось то, что я предвидел.

Гаджи невесело покачал головой.