Подозреваемый - [78]

– Никогда не мог понять, почему травяные чаи так здорово пахнут и так неприятны на вкус.

Она смеется. Все ее тело сотрясается.

– У них слишком тонкий вкус. Он работает в унисон с нашим телом. Обоняние – самое непосредственное наше чувство. Осязание раньше развивается и позже угасает, но обоняние напрямую связано с нашим мозгом.

Она достает две маленькие китайские чашечки и наливает кипяток в керамический чайник. Чайные листья дважды фильтруются через серебряное ситечко, и только потом она подвигает ко мне чашку.

– А вы не гадаете по чайным листьям?

– Думаю, вы надо мной смеетесь, профессор. – Она не обижается.

– Пятнадцать лет назад вы работали учительницей в школе Сент-Мери.

– В наказание за грехи.

– Вы помните мальчика по имени Бобби Морган?

– Конечно помню.

– И что вы о нем помните?

– Он был очень способным, хотя немного переживал из-за своего веса. Некоторые мальчишки дразнили его, потому что он был не очень спортивным, но он обладал прекрасным голосом.

– Вы преподавали пение?

– Да. Однажды я предложила давать ему индивидуальные уроки, но с его мамой было нелегко общаться. Я лишь однажды видела ее в школе. Она пришла и пожаловалась, что Бобби украл деньги из ее кошелька, чтобы заплатить за экскурсию в Ливерпульский музей.

– А что его отец?

Она насмешливо смотрит на меня, видимо, подозревает, что я что-то знаю. И теперь пытается решить, стоит ли ей продолжать.

– Отцу Бобби не разрешалось приходить в школу, – говорит она. – Такой приговор вынес суд, когда Бобби учился во втором классе. Разве Бобби вам об этом не рассказывал?

– Нет.

Она качает головой. Бусы болтаются из стороны в сторону.

– Это я подняла тревогу. У Бобби несколько раз было недержание мочи. Потом он испачкал штанишки и провел весь день, прячась в мужском туалете. Он явно был чем-то расстроен. Когда я его спрашивала, что случилось, он молчал. Я отвела его к школьной медсестре. Она дала ему новые штаны. И когда он переодевался, она заметила рубцы у него на ногах. Словно его били. Медсестра поступила по инструкции и сообщила директрисе, которая, в свою очередь, уведомила социальный отдел. Я знаю эту процедуру наизусть. Явился дежурный социальный работник. Потом случай обсудили с начальником районного отдела. Костяшки домино стали падать: медицинские обследования, беседы, заявления, отрицания, совещания по делу, открытия, распоряжения, апелляции – одна за другой.

– Расскажите о приговоре суда, – прошу я.

Она припоминает только разрозненные детали. Утверждения о сексуальном насилии, которые были отвергнуты его отцом. Постановление об ограничении общения. Бобби сопровождали на уроки.

– Полиция проводила расследование, но я не знаю исхода. С социальными работниками и полицейскими общалась директриса.

– Она живет здесь?

– Нет. Она уволилась полтора года назад по семейным обстоятельствам.

– А что случилось с Бобби?

– Он изменился. В нем появилось спокойствие, которого не бывает у детей. Большинство учителей это нервировало. – Она вглядывается в чашку, поворачивая ее так и этак. – После смерти отца он стал еще более замкнутым. Словно стоял снаружи и мы видели его лицо через стекло.

– Вы думаете, что Бобби страдал от плохого обращения?

– Сент-Мери находится в очень бедном районе, профессор О'Лафлин. В некоторых домах уже одно пробуждение утром есть форма плохого обращения.

Я почти ничего не знаю о машинах. Я могу заправиться, подкачать шину и залить воду в радиатор, но не испытываю никакого интереса к устройству, моделям или динамике современного зажигания. Обычно я не обращаю внимания на другие транспортные средства на дороге, но на сей раз все иначе. Я постоянно вижу белый фургон. Впервые я заметил его утром, отъезжая от гостиницы «Альбион». Он стоял на противоположной стороне улицы и, в отличие от остальных машин, не был покрыт инеем. На переднем и заднем окнах виднелись неровные круги чистого стекла.

Теперь тот же белый фургон – или другой, похожий на первый, – припаркован на площадке напротив магазина Луизы Элвуд. Задние дверцы открыты. Внутри на полу я вижу мешки. В Ливерпуле, должно быть, сотни белых фургонов, возможно, целая эскадра, принадлежащая компании перевозок.

После вчерашней ночи мне везде мерещатся призраки – теперь вот в машине. Я перехожу рыночную площадь и останавливаюсь у витрины универмага. В стекле видно отражение площади. За мной никто не идет.

Я ничего не ел. Желая согреться, захожу в кафе на втором этаже торгового центра, окна которого выходят во внутренний дворик. С места, где я сижу, видны эскалаторы.

Генри Луис Менкен – журналист, любитель пива и мудрец – говорил, что у всякой сложной проблемы существует решение, которое просто, точно и неверно. Я разделяю его недоверие к очевидному.

В университете я доводил преподавателей до истерики, постоянно оспаривая простые истины. «Почему вы не можете принять вещи такими, каковы они есть? – спрашивали они. – Почему простой ответ не может быть правильным?»

Природа не такова. Если бы эволюция шла по пути простых ответов, у нас был бы мозг побольше и мы не смотрели бы телешоу или же у нас был бы мозг побольше и мы не изобрели бы оружие массового уничтожения. У матерей было бы по четыре руки, а дети покидали бы дом через шесть недель. У нас были бы титановые кости, кожа, не подверженная воздействию ультрафиолета, рентгеновское зрение и способность к постоянной эрекции и множественным оргазмам.