Подозреваемый - [59]

– Нет.

– А кого?

– Я все еще думаю, что Бобби Морана.

Руиз издает глухое рычание, переходящее в сухой кашель.

– Вы не унимаетесь.

– Кэтрин умерла не в ночь своего исчезновения. Ее тело нашли только через одиннадцать дней. Тот, кто ее мучил, долго пытался сломить ее дух, возможно, несколько суток. Бобби мог это сделать.

– Ничто на него не указывает.

– Я думаю, что он ее знал.

Руиз иронически смеется.

– Вот в чем разница между тем, что делаете вы, и тем, что делаю я. Вы основываетесь на причудливых поворотах мысли и эмпирических моделях. Жалостливая история о тяжелом детстве – и вы готовы приговорить человека к терапии на десять лет. Я же имею дело с фактами, и в данный момент они указывают на вас.

– А как же интуиция? Чутье? Я думал, что они необходимы следователям во все времена.

– Только не тогда, когда надо получить деньги на слежку за подозреваемым.

Мы сидим в тишине, измеряя пропасть между нами. Наконец Руиз говорит:

– Вчера я беседовал с вашей женой. Она сказала, что в последнее время вы несколько «отдалились». Вы предложили, чтобы семья отправилась в путешествие… в Америку. Предложение было неожиданным. Она не могла объяснить ваших мотивов.

– Это не имеет никакого отношения к Кэтрин. Я просто хотел увидеть мир.

– Еще не поздно. – Его голос смягчается. – Расскажите мне о своей болезни. Паршиво, должно быть, узнать такое – особенно если у тебя красавица-жена, маленькая дочь, успешная карьера. Сколько лет вы потеряете? Десять? Двадцать?

– Не знаю.

– Я полагаю, получив подобное известие, человек может ощутить обиду на весь мир. Вы ведь работали с больными раком. Скажите, они чувствуют себя разочарованными и обманутыми?

– Некоторые.

– Держу пари, иные из них хотят разорвать мир на части. Почему это только им достается такой паршивый удел? Что бы вы сделали в такой ситуации? Приняли бы ее спокойно или восстали против смерти? Вы могли бы выставить старые счета и потребовать компенсации. Нет ничего плохого в суровой справедливости, если ждать больше ничего.

Меня смешат его неуклюжие попытки психоанализа.

– Вы бы так поступили, инспектор? – Руиз только через несколько секунд понимает, что я изучаю его. – Вы думаете, что вами бы овладел злой дух?

В глазах Руиза появляется сомнение, но он изгоняет его. Он хочет двигаться дальше, сменить тему, но сначала я должен снабдить его информацией о людях со смертельными и неизлечимыми заболеваниями. Да, некоторые предаются отчаянию при мысли о безнадежности и беспомощности. Но горечь и гнев вскоре проходят. Вместо того чтобы чувствовать жалость к себе, они встречают свою болезнь с гордо поднятой головой и продолжают жить. И решают наслаждаться каждым мгновением, которое им осталось, пить сок жизни, пока он не потечет по подбородку.

Опустив ноги на пол, Руиз поднимается, опираясь ладонями на стол. Не глядя на меня, он говорит:

– Я хочу, чтобы вам было предъявлено обвинение в убийстве, но прокурор считает, что у меня недостаточно доказательств. Он по-своему прав, но я буду продолжать поиски, пока не найду что-нибудь еще. Это вопрос времени. – Он смотрит на меня так, словно я нахожусь где-то очень далеко.

– Я ведь вам не нравлюсь, так? – спрашиваю я.

– Не особенно.

– Почему?

– Потому что вы считаете меня вонючим тупицей, который не читает книг и думает, что теория относительности связана с инбридингом.

– Это не так.

Он пожимает плечами и берется за дверную ручку.

– Сколько в этом деле обусловлено вашим личным отношением? – спрашиваю я.

Его ответ доносится до меня через закрывающуюся дверь:

– Не надо себе льстить.

3

Все та же женщина-полицейский, которая тенью ходила за мной последние сорок восемь часов, протягивает мне мою теннисную ракетку и сверток с часами, кошельком, обручальным кольцом и шнурками.

Мне приходится пересчитать деньги, включая мелочь, и расписаться в их получении.

Часы на стене в приемной показывают без пятнадцати десять вечера. Какой сегодня день? Среда. Семь дней до Рождества. Маленькое серебристое деревце расположилось на стойке, украшенное пригоршней мишуры и покосившейся звездой. За ним на стене висит плакат с надписью: «Мира и добра всем людям».

Моя спутница предлагает вызвать кеб. Я жду в приемной, пока водитель не сигналит снаружи. Я устал, немыт и пахну потом. Мне надо ехать домой, но, когда я усаживаюсь на заднее сиденье кеба, моя храбрость испаряется. Я хочу попросить шофера ехать в противоположную сторону. Мне не хочется встречаться с Джулианой. Ее не устроят мои измышления. Только голая правда.

Я никогда никого так не любил, как Джулиану и Чарли. Моему обману нет оправдания. Я знаю, что скажут люди. Они назовут это классическим кризисом среднего возраста. Я перешагнул за сорок и, боясь собственной смерти, провел ночь с другой женщиной. Или же объяснят это жалостью к себе. В тот самый день, когда я узнал о своем прогрессирующем неврологическом заболевании, я переспал с другой, получив свою порцию секса до того, как мое тело распадется.

Тому, что случилось, нет извинений. Это не было случайностью или помрачением рассудка. Это было ошибкой. Это был секс. Слезы, семя и другая женщина. Не Джулиана.