Подозрения мистера Уичера, или Убийство на Роуд-Хилл - [105]

Пробелы в изложенной ею истории породили иные версии убийства, частным образом озвучивавшиеся с самого начала. Публично же они были высказаны уже после того, как основные участники событий ушли из жизни.[133] Но еще задолго до этого Уичер выдвинул собственную версию, объяснявшую многочисленные нестыковки в показаниях Констанс. Открыто она так и не прозвучала, но Уичер обозначил основные ее позиции в конфиденциальных докладах сэру Ричарду Мейну.

В первом же из сохранившихся отчетов Уичер пишет, что Констанс «была единственной в доме, кто спал отдельно, не считая ее брата, также вернувшегося из школы на каникулы (и, как можно подозревать, также причастного к убийству, только пока для его ареста нет достаточных оснований)». Вернувшись, после того как Констанс отпустили под залог, в Лондон, Уичер отмечает, что и брат, и сестра приехали домой вместе за две недели до убийства. «Предположим, вина лежит на мисс Констанс и у нее был сообщник; тогда им, судя по близости, существующей между этими двумя, по всей вероятности, является ее брат Уильям…»

«Я склоняюсь к мысли, — завершает Уичер свой отчет, — что убийство было совершено либо одной мисс Констанс в припадке безумия, либо ею и ее братом Уильямом из ненависти и зависти к младшим детям и их родителям. При этом второй вариант мне кажется более вероятным, учитывая то, что эти двое испытывают друг к другу определенную симпатию, а также то, что у каждого из них своя отдельная комната. Особенно же примечательно то подавленное состояние, в котором этот парень пребывал до и после ареста сестры. Мне кажется, отцу или кому-нибудь из родственников было бы не трудно добиться от него признания, пока сестра находится в тюрьме, но в силу сложившихся, весьма специфических, обстоятельств я бы не рекомендовал предпринимать шаги в этом направлении».

Нет ничего удивительного в том, что Уильям был «подавлен» смертью брата. Уичеру же и впрямь должна была показаться «специфической» форма проявления этой подавленности — самопоглощенность, чувство леденящей кровь вины или страх. Уичер ясно обозначил варианты: либо Констанс обезумела и убила Сэвила в одиночку, либо была в своем уме и убила брата при содействии Уильяма. С самого начала Уичер заподозрил, что Уильям и Констанс задумали и осуществили убийство вместе. Ко времени отъезда из дома на Роуд-Хилл он был почти уверен в этом.

Уичер считал, что план убийства разработала Констанс, как более старшая, импульсивная и решительная из них двоих, но осуществила задуманное ради брата и с его помощью. У Уильяма же был для убийства более ясный мотив: Сэвил занял его место родительского любимца, и отец часто ставил младшего брата ему в пример. Если убийство они задумали осуществить вдвоем, то нет ничего удивительного в том, что план удался. Двое детей, одинокие, отверженные, вполне могли обитать в мире фантазий, каждый в своем, а прочность ему придавала вера друг в друга; оба вполне могли убедить себя, что защищают себя и умершую мать. А решимость укреплялась уверенностью, что друг друга они никогда не предадут.

Вполне вероятно, что Сэмюел Кент навел подозрения полиции на Констанс, чтобы оградить от них сына. Возможно, теми же соображениями он руководствовался, расписывая историю бегства детей в Бат с такими подробностями, чтобы Степлтон, которому он ее поведал, понял, насколько чувствителен мальчик и насколько тверда характером девочка. Уильяма во время расследования нередко исключали из числа подозреваемых именно ввиду кротости нрава. Однако Уичер допускал, что тот способен принять участие в убийстве. Точно так же и газетные статьи, посвященные батской эскападе, убеждают, что мальчик обладал сильной волей и изобретательностью; это, собственно, только подтвердила вся его последующая жизнь.

В ходе расследования убийства Сэвила часто высказывалось предположение, что в преступлении были замешаны двое. Если Уильям действительно помогал Констанс, это объясняет, каким образом было расправлено постельное белье, когда мальчика выносили из детской, как его заставили молчать, когда открывали двери и окна, как уничтожались вещественные доказательства. Что касается бритвы, то, возможно, Констанс упомянула ее в своем признании, потому что только ею и пользовалась, в то время как Уильям орудовал ножом. Автор сиднейского письма всячески избегает упоминания убийства как такового — возможно, потому, что не удалось найти объяснения, которое исключило бы наличие сообщника.

В некоторых беллетристических сочинениях, сюжетно основанных на данном деле, намекается на возможность того, что Констанс и Уильям все еще что-то скрывают. В «Лунном камне» героиня выводит из-под удара любимого человека, навлекая подозрения на себя саму. У пускающихся в бега брата и сестры из «Тайны Эдвина Друда» общее темное прошлое. Загадка «Поворота винта» лежит в молчании детей, брата и сестры, которых связывает общая тайна.[134]

Независимо от того, выступал ли Уильям сообщником или просто был посвящен в замысел, Констанс неизменно старалась его выгородить. В признании четко и ясно говорится, что преступление совершено «в одиночку и без чьего-либо содействия». Адвокату Констанс говорила, что отказывается ссылаться на невменяемость именно для того, чтобы не бросать тень на брата, и точно таким же образом она выстраивает свой рассказ о преступлении и его мотивах. Имя Уильяма в нем не фигурирует. Школьным приятельницам Констанс жаловалась на то, что Сэмюел и Мэри ее третируют — унизительными сравнениями с Сэвилом, понуждениями возить детскую коляску по деревне, — но в 1865 году об этом не было сказано ни слова. Об отце и мачехе Констанс говорила так: «Я никогда не держала на них зла за дурное обращение со мной». То есть не должно было возникнуть и малейшего сомнения в том, что она могла «держать зло» за дурное обращение с кем-нибудь еще. В конце концов, разгадку тайны убийства Сэвила Кента можно искать в самих умолчаниях Констанс, особенно в нежелании говорить о любимом брате.