Подозрение - [18]

Ни звука. Ни крика, ни всплеска счастливой толпы. Новый год прошел молча.

«Мир умер, — подумал комиссар. — Мир мертв».

Он почувствовал капли холодного пота, стекавшего со лба. Старик лежал без движения, широко открыв глаза.

Еще раз он услышал издали двенадцать ударов, прозвучавших над пустынным городом. Затем ему показалось, что он погрузился в безбрежное море темноты.

На следующий день он проснулся в сумерках наступавшего утра.

«На этот раз под Новый год не звонили», — вспомнил он.

Палата казалась ему более грозной. Когда зеленовато-серые тени ночи рассеялись, комиссар увидел, что на окне была решетка.

ДОКТОР МАРЛОК

— Ну, вот вы и проснулись, — услышал Берлах, глядя на решетку окна.

В комнату, все больше и больше наполнявшуюся светом, вошла в белом халате немолодая женщина, обладательница помятого и потухшего лица. Комиссар с удивлением узнал в ней ассистентку Эменбергера, которую он видел в операционной. Он смотрел на нее с отвращением. Не обращая на него особого внимания, она приподняла юбку и прямо через чулок сделала себе в ногу инъекцию, после этого выпрямилась, достала маленькое зеркало и подкрасила губы. Старик следил за ней с любопытством. Казалось, она его не замечала. Постепенно черты ее лица утратили вялость и обрели опять ясность и свежесть. Комиссар вновь увидел женщину, красота которой бросилась ему в глаза, когда он прибыл в госпиталь.

— Понимаю, — сказал старик, медленно и с трудом просыпаясь из своего оцепенения. — Морфий.

— Вы угадали, комиссар Берлах. В этом мире без него жить трудно.

Старик смотрел на потускневшее утро — после снега, выпавшего ночью, начался дождь — и как бы мимоходом спросил:

— Вы знаете, кто я?

— Мы знаем, кто вы, — ответила женщина, все еще прислонившись к двери и держа обе руки в карманах халата.

— Каким же образом вы узнали? — спросил он небрежно.

Она бросила ему на постель газету. Это была «Бунд».

На первой странице была фотография, как констатировал старик, сделанная еще весной, поскольку он тогда курил сигары «Ормонд-Бразилия». И под фотографией подпись. Комиссар бернской полиции Ганс Берлах ушел на пенсию.

— Все ясно, — проворчал комиссар.

Второй раз бросив на газету раздраженный взгляд, он, ошеломленный, фиксировал дату издания и впервые потерял самообладание.

— Число! — хрипло закричал он. — Доктор, какое сегодня число?

— Зачем вам нужно число? — сказала она бесстрастно.

— Сегодня пятое января, — в отчаянии пробормотал комиссар, наконец поняв, почему не звонили новогодние колокола всю прошлую ночь.

— Вы ожидали другое число? — спросила она насмешливо, с любопытством подняв брови.

Он закричал: «Что вы со мной сделали?» — пытался подняться, однако опять бессильно упал в постель. Несколько раз он пытался опереться на руки, а затем опять вытянулся. Врач вынула из кармана маленький портсигар и закурила сигарету.

— Я не хочу, чтобы в моей палате курили, — сказал Берлах тихо, но настойчиво.

— На окнах решетка, — отвечала она, кивнув туда, где лил дождь. — Я не думаю, что вы можете здесь что-либо хотеть или не хотеть.

Затем она подошла к старику, продолжая держать руки в карманах.

— Инсулин, — сказала она, глядя на него. — Шеф проделал с вами курс лечения инсулином. Он это любит. — Она засмеялась. — У вас еще не пропало желание его арестовать?

— Эменбергер убил немецкого врача по фамилии Неле и проводил операции без наркоза, — сказал хладнокровно Берлах.

Он почувствовал, что обязан заполучить ассистентку на свою сторону, и ради этого решился на все.

— Наш доктор натворил гораздо больше, — возразила женщина.

— Вы это знаете?

— Конечно.

— Вы признаете, что Эменбергер был в Штутхофе под именем врача Неле? — спросил лихорадочно он.

— Ну да.

— Убийство Неле вы тоже признаете?

— Почему же нет?

Комиссар устало посмотрел на серебряные капли, бьющие по решетке. Наконец Берлах нашел подтверждение своему подозрению. Почти невероятному подозрению, возникшему из старой фотографии и бледности Хунгертобеля. Подозрению, которое он тяжким грузом носил с собой все эти дни. Он мечтал дожить до этого заветного мгновения. Момента, когда наступит покой.

— Вы все знаете, — сказал он. — Значит, вы соучастница.

Его голос звучал устало и печально. Женщина посмотрела на него таким странным взглядом, что он поежился, затем засучила свой правый рукав. Кожа ниже локтя была обожжена в виде цифры, как тавро у скота.

— Может быть, вам показать и спину? — спросила она.

— Вы были в концлагере? — воскликнул комиссар удивленно и, устало приподнявшись на постели, взглянул на правую руку врача.

— Эдит Марлок, арестант номер 4466 в «лагере уничтожения» Штутхоф под Данцигом. — Ее голос был холоден и сух.

Старик откинулся на подушки. Он проклинал свою болезнь, свою слабость, свою беспомощность.

— Каким образом вы остались в живых? — спросил он.

— Это все очень просто, — ответила она, выдерживая его взгляд с таким равнодушием, как будто ее не могло тронуть ни одно человеческое чувство. — Я стала любовницей Эменбергера, — продолжала она.

— Это невозможно, — вырвалось у комиссара.

Она посмотрела на него удивленно.

— Мучитель сжалился над подыхающей сукой, — сказала она. — Мало женщин из лагеря Штутхоф имели шанс стать любовницей лагерного врача-эсэсовца. Любой путь спастись был хорош. Разве вы не пойдете на все, чтобы спастись из Зоненштайна?