Поднявший меч - [56]

Его тело столкнули в реку.

Уже светало.

Браун сказал:

— Вернемся на привал. Днем двинемся обратно…

Он видел, что сыновья суют в ножны окровавленные тесаки, не очистив. Хотел напомнить приказ, но не стал. Им трудно, пусть так.

В понедельник к вечеру вернулись, нашли Джона и Джейсона и нескольких стрелков из тех, кто возражал против уступок рабовладельцам, в другом лесу.

Джейсон вышел из дому болезненно возбужденный, глядя в лица отца и братьев, торопливо заговорил:

— Сегодня прискакал парень с Поттавотоми… Лошадь в мыле… Сам дрожит от страха. Он сказал: там в субботу убили пятерых из тех, кто за рабство… Убили порознь… среди ночи. Он сказал, все говорят, что их убил старик Браун… все очень напуганы и возмущены. Отец, это правда? Это сделал ты?

Джейсон с детства не мог видеть крови, бледнел, его тошнило. Когда резали курицу, он убегал. Неужели он теперь будет испытывать отвращение к отцу?

— Я никого не убивал. Но я одобрил это…

— Отец, это… Это страшно. Это бессмысленное злодеяние… Мне очень больно, что оно свершилось.

— Бог мне судья. Это было необходимо. Понимаешь, необходимо. Чтоб защитить нас, чтоб защитить всех.

Джон сказал, что отец, должно быть, прав. Но и он был подавлен, глядел тоскливо, исподлобья, на вопросы отвечал односложно.

Джон и Джейсон отказались идти с отцом. Семьи их, наверное, уже давно бежали к родственникам. Они решили пробираться на ферму дяди Эйдауэра.

Через несколько дней Браун узнал, что Джон и Джейсон в плену, их захватил отряд федеральных войск, их будут судить. Но это еще ничего, потому что сначала их едва не линчевали. Отряд драгун, которым командовал офицер-южанин, конвоировал Джона. Его избивали, связали так, что руки почернели и кожа сходила. Его заставили бежать за лошадьми восемнадцать миль до Лекомптона, где его посадили в тюрьму. Оттуда сообщают, что Джон сошел с ума, бредит, зовет отца. И Джейсон тоже заболел в тюрьме, его трясет жестокая лихорадка, он впал в меланхолию…

Миссурийские головорезы и местные ополченцы рыскали по всем дорогам, искали виновников убийств. Но федеральные войска, драгуны и пехота получили приказ — разгонять вооруженные скопления, под каким бы флагом они ни собирались, не допускать стычек между враждующими группами.

Браун вел свой отряд ночами, они шли по дорогам, днем забирались поглубже в лес. Они продвигались к северу, оставляя южнее свои дома. Разведчики узнали, что отряд миссурийцев рыщет вдоль реки Осэйдж, ищет Брауна и его сообщников, судья Кэйто уже отдал распоряжение об их аресте.

На привале Браун читал газеты, — принес один из разведчиков. Не только защитники рабства, но и умеренные проклинали «ночных убийц», требовали найти их и сурово покарать. Из Осоватоми сообщали, что там состоялось объединенное собрание сторонников и противников рабства, они приняли решение — отказаться от междоусобных распрей, объединить силы всех мирных жителей Канзаса для борьбы против всех самочинных вооруженных отрядов, чтобы не допускать повторения подобных кровавых трагедий. Они требовали наказать преступников.

— Теперь все против нас. И враги, и друзья. Вот чего мы добились.

— Вы заблуждаетесь. Испуганы все — и те, и другие. В испуге они хотят объединиться. Это единство будет недолгим. Но сегодня оно направлено и против миссурийских головорезов, и против их местных пособников. Их больше, чем нас, они разбойничают среди бела дня, им не приходится прятаться. Против них-то в первую очередь должны действовать все, кто хочет защищать порядок: федеральные войска, судьи и шерифы.

— Но везде говорят, кричат, что старик Браун и его сыновья — ночные убийцы, Джон и Джейсон уже схвачены… Дядя Эйдауэр боится открывать нам двери… Теперь вольноземельцы будут нас бояться, ненавидеть.

— Однако за три дня наш отряд утроился. Сегодня нас уже двадцать пять воинов свободы. Разве вы из страха пришли к нам, друзья?

— Нет, сэр. Мы искали именно вас, капитана Брауна, потому что и в Лоуренсе, и в Топике все говорят, что только старик Браун по-настоящему сражается… Если бы вы подоспели вовремя, то и Лоуренс уцелел бы.

— Молва всегда преувеличивает… И худая, и добрая молва далеко обгоняют истину, а то и вовсе убегают от нее. Сражаться мы еще только будем, но уж действительно по-настоящему.

Всадник, неторопливо рысивший по лесной опушке, выглядел необычно для этих мест. Светлая войлочная шляпа, темный сюртук и клетчатые брюки, молодой, розовощекий, нет следов загара, явно безоружный — городской франт в седле…

— Алло, сэр, откуда и куда вы едете?

Из-за кустов вышел молодой парень с длинным ружьем, в куртке, обшитой по швам бахромой — на индейский лад.

— Еду из Осоватоми. Хочу кратчайшим путем добраться до Пальмиры.

— Кто вы такой?

— Джеймс Редпат, корреспондент двух газет — «Демократа» и «Трибуны» — из Сент-Луиса.

— Газетенки рабовладельцев. Вы забрались сюда прославлять миссурийских головорезов?

— Я приехал, чтоб узнать правду о жизни в Канзасе, и буду писать только правду. Я не принадлежу ни к каким партиям, я просто честный журналист.

— Ну что ж, если вы ищете правду, то вам здорово повезло. Идемте, я отведу вас к нашему капитану. Кто-кто, а старик Браун знает, где правда.